Это делается для лучшего обслуживания пассажиров! так как плата за проезд установленная другими владельцами автобусов, непомерно ужасная. Уже 10 лет я являюсь владельцем Автобусов, на других линиях я давно установил примерно ту же плату за проезд, и, однако, предприятие мое не пришло в упадок, а Наоборот Процветает, и я всегда выплачиваю в срок по своим обязательствам. Теперь у меня 15 автобусов (включая этот Последний) и я смогу образцово и без-перебойно обслуживать пассажиров.
Понедельник, среда и пятница — цена 15$000 Гуараси: туда и так же обратно.
Прохожий прочёл, бросил листок на землю и сказал тем, кто хотел его слушать:
— Эта конкуренция их до того доведёт, что скоро они сами станут платить пассажирам, только чтоб ехали… Вот увидите…
4
Автобус отходил в Гуараси, самый новый из поселков, родившихся в зоне какао. Поселок находился на границе Ильеусского муниципального округа и сертана[3] штата Баия, в землях, где плантации какао перемежались со скотоводческими фермами, у подножия Серры Бафоре.
Из окна автобуса какая-то женщина громко кричала мужу, задержавшемуся у дверей пивной:
— Автобус отходит, Филомено… Скорее, бездельник ты эдакий!
Пассажиры смеялись. Автобус был переполнен. Мариньо Сантос не сводил глаз с кондуктора, который ходил между скамьями, продавая билеты. Шофер взялся за руль, запоздавший пассажир вскочил в автобус и сразу же стал переругиваться с женой. Кондуктор спорил с пассажиром, который дал ему билет в пятьсот тысяч, тогда как проезд до Итабуны стоил четыре, а кондуктору нечем было разменять такие крупные деньги. Мариньо Сантос уладил их спор: достал из кармана целую пачку денег и разменял билет. Кто-то негодующе сказал:
— Этот рыдван тронется когда-нибудь или нет?
Его сразу же поддержали:
— На что же ваше расписание? Пустые слова…
— А еще говорят, в цивилизованной стране живем…
Какой-то человек бегом бежал по улице с чемоданом в руке. Мариньо Сантос крикнул:
— Нет ни одного места. Яблоку негде упасть…
Пассажиры заулыбались, глядя на расстроенное лицо опоздавшего. Мариньо постарался его утешить:
— Через час следующий пойдёт. Можно, если хотите, в конторе обождать.
Опоздавший направился к конторе. Мариньо Сантос захлопнул дверцу, шофер дал гудок, предостерегая переходивших через дорогу грузчиков, и автобус, рывком сдвинувшись с места, поехал по шоссе. Публика в автобусе была самая разношерстная: элегантные мужчины в кашемировых костюмах, направляющиеся в Итабуну или Пиранжи, и рядом с ними люди с плантаций, в галифе и высоких сапогах. Какой-то сириец предлагал крестьянину свой товар — кольца и бусы, которые тот разглядывал и ощупывал с недоверием. Автобус очень качало, и сириец еле держался на ногах.
— Отличный товар, хозяин… — говорил сириец на своем ломаном языке и вынимал из короба кольца со стекляшками, яркие фальшивые бусы.
Крестьянин нерешительно вертел в руках одно из колец: всё фальшивое — и золото и брильянт, — а красиво.
— Да оно через два дня сломается…
— Два года продержится, ручаюсь…
Сириец воздел руки к небу и бормотал жаркие клятвы:
— Клянусь богом, хозяин. Где вы ещё такой подарок найдёте?..
Он говорил «бодарок» и с трудом ворочал языком, произнося трудные для него слова. Крестьянин немного поторговался, но в конце концов вытащил из кармана большой красный платок с узелком на конце. Развязал узелок, вынул несколько бумажек и мелких монет. Медленно пересчитал деньги, не переставая торговаться. Сириец клялся, что уступить больше никак не может:
— Не могу, хозяин, не могу… — Он говорил «гозяин», а глаза его смотрели наивно и покорно, когда он протянул руку за деньгами.
В последний момент крестьянин решил кольца не покупать, а взять лучше бусы, вон те, голубенькие, они хорошенькие, может, подольше поживут, чем это кольцо, уж больно оно фальшивое. Сириец согласился, хотя уверял, что за бусы надо бы взять дороже, чем за кольцо. Он говорил страдальческим голосом, и у него был вид жертвы, а в глазах стояли слёзы; он привык( так притворяться, это тоже было его ремесло; ему приходилось делать это каждый день, бродя по дорогам от фазенды к фазенде с коробом на плечах, полным всяческих побрякушек. Он приносил женщинам из бедных крестьянских семей единственную роскошь, какую они могли себе позволить: фальшивые бусы и кольца, пестрые дешевые ткани, яркие платки, картинки святых-чудотворцев…
Постепенно в автобусе завязался общий разговор. В нём приняли участие мужчины и женщины, плантаторы и работники плантаций, иммигранты, недавно нанявшиеся на работу.
— Цены на какао в этом году стоят хорошие…
— Дай-то бог, чтоб ещё повысились… — сказала женщина в платке, с усталым выражением в потускневших глазах, и перекрестилась.
— Я так думаю, что выше девятнадцати не будет… — сказал её муж, худой, сгорбленный старичок, сидящий рядом с ней.
— Как так?.. — сказал другой крестьянин. — Ведь уже сегодня сеньор Мартине, управляющий Зуде, платил по девятнадцать без доставки…
— Без доставки?
— Вот именно…
— Не могу поверить. До двадцати никогда не дойдёт. Какао по двадцать тысяч рейс — да ведь это золото! Протяни руку да подбирай с земли…
Даже шофер выпустил руль и вмешался в разговор пассажиров:
— Не сомневайтесь, сеньор Клементино, дойдёт. Какао повысится в цене больше, чем в четырнадцатом году, во время войны…
Клементино решил узнать мнение капитана Жоана Магальяэса, его он считал авторитетом. Что осталось от того Жоана Магальяэса, который тридцать лет назад высадился в Ильеусском порту, в погоне за легкой наживой, надеясь заработать много денег на шулерской игре в покер с неопытными плантаторами?! Он сильно постарел за эти годы, и даже та девушка из Рио-де-Жанейро, что теперь презирала его (так как открыла, что он всего-навсего профессиональный игрок, а совсем не коммерсант, за которого себя выдавал), девушка, отказавшаяся выйти за него и на всю жизнь оставшаяся одинокой, даже она, всё ещё хранившая его образ в своем сердце, теперь, наверно, не узнала бы его. Бесчисленные морщины легли на лицо капитана. Его руки, когда-то тонкие и холеные, покрылись мозолями. Растрёпанные, выгоревшие на солнце волосы, плохо выбритый подбородок, сигарета в уголке рта… Кашемировый пиджак и галифе цвета хаки. В руке — хлыст. А от старых времен, утонувших в прошлом, остался только чин капитана (так его все и зовут «капитан») и перстень, какие носят инженеры, получившие диплом; с этим перстнем он ни за что не захотел расстаться.
Клементино спросил:
— Как вы считаете, капитан? Цена на какао дойдет в этом году до двадцати тысяч рейс?
Жоан Магальяэс затянулся и выпустил кольцо дыма.
