– Ты больна? – Он направился к ней, протянув руки.
Мануэла съежилась на диване. Голос ее, незнакомый Пауло, прозвучал строго:
– Чего тебе здесь надо? Вещи я уже отослала к тебе домой.
Он вспомнил о свертке в темной бумаге, замеченном им на квартире отца. Сверток был положен на стул швейцаром. Пауло не стал его разворачивать, подумав, что это белье от прачки.
– Но что с тобой? Что это значит?
– Мне все известно. Уходи, оставь меня в покое… – Она не кричала, словно уже была неспособна волноваться, но голос ее звучал властно, приказывал.
– Тебе рассказал Шопел?..
– Не все ли тебе равно, кто рассказал? Уходи сейчас же…
– Я сам просил его рассказать тебе…
– Сам? Значит, ты еще хуже, чем я думала. У тебя даже нехватило мужества поговорить со мной самому. Подослал другого…
Объяснение развертывалось не так, как он рассчитывал, когда летел в самолете, но Пауло еще не терял надежды повернуть его соответственно своим интересам и своему самолюбию: он не хотел уйти, выгнанный девушкой, – хотел добиться, чтобы она попросила его остаться. Но его смущало выражение скорби на лице Мануэлы, ее безучастный вид, суровый голос.
– Да, у меня нехватило мужества рассказать тебе. – Он почувствовал, что голос его прозвучал не столь печально, как ему хотелось. – Я тебя люблю так сильно, так сильно, что не мог видеть твоих страданий… – Теперь нужный тон был найден. – Но что же я мог поделать? Или этот брак, или на всю жизнь переносить лишения, нужду…
– Это кому – тебе?
– Я беден, Мануэла, как это ни кажется странным. Мой отец никогда не умел беречь деньги: сколько бы он ни заработал, все истратит… Все, что у него есть, – это адвокатская трибуна, дом в Сан-Пауло да еще немного железнодорожных акций… А я, всего-навсего – второй секретарь посольства… Если я выгодно не женюсь, то останусь ничтожеством. Мне даже нечем оплачивать твою квартиру. Чтобы рассчитаться за эти месяцы, пришлось взять денег у старика…
– Я никогда тебя об этом не просила. А если приняла, то только потому, что ты обещал на мне жениться. Приняла как от своего мужа. – Вспомнив об этом, она уткнулась лицом в подушку.
– Но как я мог на тебе жениться, ничего не имея за душой?
– Бедные тоже женятся…
Он на мгновение замолчал, подыскивая новые доводы.
– Ты понимаешь… Семейные традиции…
Он сел на край дивана, потянулся рукой к растрепанным волосам Мануэлы, как бы стараясь подкрепить слова лаской. Но она оттолкнула его резким движением, подняла голову, в гневе выпрямилась; это была другая Мануэла, какой Пауло никогда не видел.
– Уходи отсюда!.. Мне все ясно: я недостойна принадлежать к вашей семье… Я неизвестно кто, не смею войти в дом Коста-Вале, присутствовать на великосветских приемах… Я нужна только для постели, только для этого нужна… Как проститутка, – так вернее сказать… Я-то думала, что нет человека лучше тебя, что вот настоящий человек!.. Когда ты меня обесчестил, ты обещал жениться, я, дура, поверила… – И она забилась в угол дивана.
– Опять ты о потерянной чести! Это вздор! Сколько раз я уже объяснял тебе, что все это глупости, которые могут существовать только в нашей отсталой стране!.. – Пауло начинал сердиться.
– С меня довольно. Зачем ты обещал? Обманул меня, насмеялся, чего тебе еще здесь нужно?
Пауло попытался подавить свое раздражение.
– Не будь дурочкой… Что мешает нам жить по-прежнему? Ты говоришь о любви, но для тебя любовь сводится только к браку. А разве мы не были счастливы и без него? Почему же не оставить все, как было до сих пор?.. – Тут он дал себе отчет, что не она, а он просит, и от этого снова рассердился. – Брак… Свадьба!.. Только об этом ты и думаешь. И называешь это любовью!.. Кто любит по-настоящему, не назначает цену за свою любовь…
Теперь голос Мануэлы прозвучал уже без суровости, – почти тот прежний голос, к которому Пауло привык:
– Ты хочешь продолжать? Как до сих пор? Будешь приходить сюда обедать и ночевать у меня?
«Партия выиграна», – решил он. Отчаяние девушки, очевидно, было вызвано мыслью, что он бросает ее навсегда… Он заговорил очень нежно:
– Все останется по-прежнему. Придется только принять кое-какие меры предосторожности, не выставлять нашу близость напоказ. Даже и для тебя, для твоего будущего лучше, чтобы об этом не знали… Если тебе представится случай выйти замуж, ты понимаешь…
– Твоя любовница…
И снова в голосе прозвучали гневные ноты. Это был жестокий и суровый голос – никогда он не мог себе представить, что Мануэла с ее нежным лицом фарфоровой куклы может быть такой резкой.
– Твоя девка!.. Ты будешь время от времени сюда приходить, чтобы пообедать и переспать со мной!.. Какая мерзость, боже мой!
– Но почему же? Что в этом такого ужасного? Разве мы до сих пор этого не делали?
– Ты гораздо хуже, чем я думала… Ты хорошо сделал, что пришел сюда. Я была в отчаянии… в
