расположенную очень низко, чтобы облегчить возможность выйти из вагона, и спрыгнул на бетонный пол туннеля. За ним последовал кондуктор, потом Стивер. Они быстро зашагали по туннелю к первому вагону. Уэлкам открыл дверь, вышел на площадку, нагнулся и протянул им руку, чтобы помочь подняться.
Лонгмен с облегчением отметил, что он не стал валять дурака.
Глава 4
Крупный и мясистый, с животом, отрывавшим пуговицы пиджака, Каз Долович неторопливо двигался сквозь толпу входивших и выходивших из центрального вокзала. Почти на каждом шагу он негромко рыгал, испытывая облегчение от выхода газа, начинавшего болезненно давить на сердце. Как обычно, он слишком много съел за обедом и теперь привычно укорял себя за чрезмерный аппетит, который рано или поздно его погубит. Сама смерть как явление не вызывала у него особого ужаса, разве что она лишит его возможности получать зарплату. Но и это уже было достаточно серьезным обстоятельством.
Сделав несколько шагов мимо буфетной стойки с красовавшимся на ней многообразием жареных сосисок, так привлекательно смотревшихся всего лишь час назад, а теперь вызывавших только рвотные позывы, он толкнул неприметную дверь с надписью 'Для персонала' и торопливо зашагал под уклон мимо двухметровых мусорных баков с отбросами со всей центральной станции. Видимо, скоро эти баки должен был забрать специальный поезд, но пока к радости местных крыс они оставались здесь. Долович как всегда удивился, что незапертая дверь не вызывает любопытства пассажиров, если не считать случайных пьяниц, забредавших сюда в поисках сортира или Бог знает чего еще. Но это было к лучшему, они вполне могли прожить без горожан, бродящих по диспетчерской и задающих глупые вопросы.
Интересно, — подумал Долович, войдя в туннель, — сколько человек, даже из работников станции, знает, что прежде это был старый железнодорожный путь? Хоть рельсы сняли, но бетонное полотно осталось.
Тяжело и уверенно шагая, он время от времени ловил на себе чьи-то взгляды. Нет, не крыс, а множества котов, расплодившихся в туннеле. Те никогда не видели света и охотились на крыс, тысячами наводнявших проходы. 'Крысы здесь достаточно велики для того, чтобы схватить и утащить даже вас' — пугали его в первый день работы в диспетчерской. Но им далеко до тех крыс, что живут в вентилляционой системе станции 'Пенсильвания'. По известной легенде, человек, пытавшийся скрыться от полицейских, забрался в вентилляционную систему, запутался в лабиринте её проходов, заблудился и был полностью, до мозга костей, сожран крысами.
Впереди появился поезд, двигавшийся прямо на него. Долович только улыбнулся и продолжал шагать ему навстречу. Это был экспресс, двигавшийся с севера, в следующий миг он отвернул в сторону. В первый день его работы двенадцать лет назад никто не потрудился предупредить его насчет северного экспресса и, когда тот с грохотом помчался на него, Долович в ужасе забился в сточный лоток. Одной из маленьких радостей его жизни теперь стало наблюдать, как поведет себя очередной новичок, когда на них с ревом помчится северный экспресс.
Неделю назад он сопровождал по туннелю каких-то больших шишек из токийского метро и получил прекрасную возможность проверить так называемую восточную невозмутимость. Какая тут невозмутимость, когда северный экспресс помчался на них! Как и все прочие, азиаты и с криками разбежались кто куда. Однако быстро пришли в себя и начали жаловаться на шум.
— Ну, ладно, — сказал он, — это же туннель, а не ботанический сад.
Жаловались они и на саму диспетчерскую — дескать, слишком однообразно, слишком запущенно, слишком мрачно. Долович решил, что гости спятили. Да, действительно, это было всего лишь длинное, узкое, неуютное помещение с несколькими столами, телефонами и туалетом. Но, как говорится, на вкус и цвет товарища нет, а диспетчерскую украшал огромный экран во всю стену, на котором была изображена схема метро и лампочками различных цветов показаны маршруты и передвижения всех поездов, проходящих через их сектор. Все это накладывалось на карту путей и станций.
Он поднялся по ступенькам и вошел в свою башню — центр управления, в котором проводил по восемь часов в день. Башня... Конечно, официально она называлась центральной диспетчерской, но так её никто не называл. Это была имено башня — по имени старинных башен, возвышавшихся когда-то в ключевых точках над железными дорогами. Так и 'башни' метро были расположены под землей в ключевых точках системы.
Долович огляделся. Все его сотрудники сидели за своими пультами управления, наблюдали за событиями, происходящими на экране, и негромко переговаривались с машинистами поездов, диспетчерами и сотрудниками 'башен' в соседних ключевых точках. Его взгляд остановился на Дженкинс. Женщина. Женщина — сотрудник 'башни'. Да ещё и черная к тому же.
Он никак не мог с этим свыкнуться, даже месяц спустя. Ну, пожалуй, ему следует привыкнуть; упорно ходили разговоры, что все больше женщин успешно сдают экзамены на должность диспетчера! И что дальше — женщины станут машинистами поездов? Машинистками? Нельзя сказать, чтобы у него были основания жаловаться на миссис Дженкинс. Она была спокойной, опрятной, знающей и деликатной. Но все же...
Из левой половины помещения его поманил к себе Марино. Долович, не спуская глаз с экрана, подошел к его креслу и остановился за спиной. На экране южный местный поезд застыл между двадцать восьмой и тридцать третьей улицами.
— Он не двигатется, — сообщил Марино.
— Вижу, — кивнул Долович. — И давно?
— Несколько минут.
— Ладно, позвони в центр управления, они могут связаться с машинистом.
— Это я уже сделал, — обиделся Марино. — Его пытаются вызвать по радио. Но он не отвечает.
Долович мог бы назвать целый ряд причин, по которым машинист не отвечает по радио, и главная среди них — того просто не было в кабине, он вышел наружу, чтобы поправить автоматическое защитное устройство, случайно остановившее поезд, или закрыть болтающуюся дверь. Случись что-то серьезное, машинист сообщил бы по радио диспетчеру, следящему за поездом. Но в любом случае он должен был доложить по радио в центр управления.
Продолжая смотреть на экран, Долович сказал Марино:
— Если он не новичок, причина, почему он не сообщил в центр управления, может заключаться в том, что у него испортилось радио. И эта ленивая задница не потрудилась поднять телефонную трубку. Последнее время все они слишком зазнались.
Когда он только начинал работать, такой роскоши, как двусторонняя радиосвязь, не существовало. Если у машиниста возникали проблемы, ему нужно было выйти из кабины, спуститься на полотно, идти к одному из телефонов, размещенных в туннеле через 500 метров, и звонить оттуда. Телефоны находились там по-прежнему, и ими можно было при необходимости воспользоваться.
— Этому сукину сыну нужно сделать соответствующую запись в личном деле, — буркнул Долович. Газы снова начали давить ему на сердце. Он попытался рыгнуть, но не смог. — Что это за поезд?
— Пелхэм Час Двадцать Три, — ответил Марино. — Смотрите, он начинает двигаться. — Тут Марино изумленно повысил голос: — Господи Боже, он движется в обратную сторону!
Когда Лонгмен постучал в дверь кабины, Райдер некоторое время подержал его снаружи, пока не расстегнул замки коричневой сумки и не достал оттуда автомат. Машинист онемел от изумления. Райдер отпер дверь, и Лонгмен шагнул внутрь.
