двигалась от кровати к кровати. Пациенты приветственно кивали. У некоторых кроватей он останавливался и с улыбкой выслушивал жалобы больных.
Пожав напоследок руку сестре, он устремился к двери.
Там-то я и стоял прямо на пути этой процессии.
— Простите, — тихонько произнес я.
Человек в черном даже не взглянул в мою сторону.
— Доктор МакНабола, — окликнул я погромче.
Он остановился. Остановились все врачи и студенты.
— Что помогает от артрита? — спросил я.
Он лукаво улыбнулся.
— Иголка.
И он изобразил, будто делает укол из огромного шприца.
— Глубокие инъекции прямо в сустав.
Он поморщился, словно от болезненного укола. Врачи и студенты захихикали.
— Еще помогает пила, — сказал он.
Он изобразил, будто пилит, и при этом стал охать и корчиться от якобы адской боли.
— Выпиливаем куски и вставляем новые, — пояснил он.
Он вдел невидимую нитку в невидимую иголку и принялся шить воздух.
— Получите! Как новенький! — сказал он.
И он с облегчением вздохнул, словно боль наконец отпустила.
Он склонился ко мне.
— Сами страдаете, молодой человек?
Я покачал головой.
— Мой друг.
Доктор выпрямился.
— Передайте своему другу: пусть приходит. Я пропишу инъекции, распилю, зашью и отправлю домой, как новенького. — Врачи опять захихикали. — В остальном же совет простой. Не терять жизнерадостности. Не сдаваться. А главное, оставаться активным. Можно принимать рыбий жир. И не позволять себе окончательно окостенеть.
Он сцепил руки за спиной.
Еще есть вопросы?
Я покачал головой.
Он оглядел толпу врачей.
— У вас есть советы нашему юному другу? Нет? Тогда пойдемте дальше. — И он размашистыми шагами направился в коридор.
Я так и остался стоять. Было о чем подумать.
— Ты кого-нибудь ищешь? — спросила медсестра.
— Нет.
Она улыбнулась.
— Он очень хороший врач, замечательный, — сказала она. — Но иногда не прочь устроить представление. А другу так и передай: главное — двигаться. И побольше улыбаться. Нельзя сдаваться артриту без боя.
Я побежал к лифту — скорей к малышке в палату.
Мама с папой сидели возле нес, взявшись за руки.
— Привет, заяц, — сказала мама.
Она попыталась улыбнуться, но вышло кривовато. Похоже, она только что плакала.
— Привет, — отозвался я.
— Куда это ты запропастился?
— Китайская кухня до добра не доводит. — Папа отчаянно пытался нас рассмешить.
— Дай ему дома рыбий жир.
Она обняла меня крепко-крепко.
— Ты мой самый лучший мальчик на свете, — прошептала она. — Что бы ни случилось, ты всегда будешь моим. И самым лучшим.
Дома папа опять взялся за отделку гостиной, а я стянул из холодильника бутылку темного пива и припрятал ее вместе с фонариком в гараже, у входа. Затем нашел в коридоре свой швейцарский армейский нож, а в шкафчике в ванной — банку с рыбьим жиром. Вытряхнул на ладонь несколько капсул и сунул в карман.
Потом я отпросился у папы в гости к Мине.
— Беги, сынок. Обо мне не волнуйся. Я сам справлюсь с грязной работой. А ты беги, наслаждайся жизнью.
Глава 19
Одеяло и книжки по-прежнему валялись под деревом, но самой Мины в саду не было. На дереве тоже. Я пролез через оградку и позвонил в дверь. Вышла Минина мама.
— Простите, а Мина дома?
Волосы у нее были точь-в-точь как у Мины — цвета воронова крыла. Весь передник заляпан глиной и красками.
— Дома. — Она протянула мне руку. — Ты, наверное, Майкл. А я миссис МакКи.
Я пожал ей руку.
— Мина! — позвала она громко. — Как ваша девочка? — спросила она.
— Хорошо. То есть мы уверены, что она поправится.
— Младенцы — создания упрямые. Настоящие борцы. Передай, пожалуйста, родителям, что я все время о них думаю.
— Спасибо, передам.
Откуда-то появилась Мина. На ней тоже был забрызганный красками передник.
— Мы лепим, — сказала она. — Хочешь посмотреть?
Она провела меня на кухню. На столе, в целлофановых пакетиках, лежали большие комки глины. Сам стол был застелен клеенкой, а на ней разбросаны ножи и разные деревянные инструменты. Минина книжка с изображениями птиц была открыта на дрозде. Она показала мне кусок глины, с которым начала работать. И хотя ком еще оставался бесформенным, в нем уже проступали очертания птицы: намек на широкое тело, заостренный клюв, плоский хвост. Она добавила еще глины и мелкими щипками стала придавать форму крыльям.
— Сейчас Мина увлечена птицами, — пояснила миссис МакКи. — То были всякие плавучие твари, то ползучие, то исключительно ночные. А теперь все, что летает.
Я огляделся. Целая полка была заставлена глиняными игрушками: лисы, рыбы, ящерицы, ежи, мышки. Стояла здесь и сова — с круглой головищей, острым загнутым клювом и огромными звериными когтями.
— Это все ты сделала?
Мина засмеялась.
— Слушай, потрясно! — сказал я.
Она показала мне, как распределять глину, если лепишь птицу в полете, как прописывать перышки острием ножа.
— Потом обожгу, покрою глазурью и подвешу к потолку.
Я тоже взял глину, размял, раскатал ладонями в сосиску. Она холодила руки, и в ней ощущались маленькие твердые камешки. Мина лизнула свой палец, потерла глину и показала мне, как сделать поверхность зеркально гладкой. Я прилежно следовал всем советам. Снова размял свой ком, раскатал, а потом свернул змею обратно, и получилась человеческая голова.
