Больше всех был измучен побоями и унижениями Митя. Он не мог дольше терпеть… Как-то ночью, простившись с братом и сёстрами, Митя удрал к своему деду в Тифлис. Домик деда находился в старой части города, поблизости от знаменитого Авлабарского базара. В конце прошлого столетия здесь жили мелкие ремесленники и торговцы, в глиняных хибарках ютилась беднота.
Дед занимался скупкой и продажей старинных изделий, он хорошо рисовал, умел ловко и тонко подделывать «под Восток» старые гравюры и миниатюры.
Суровый на вид, но душевный дед жалел внука. Чтобы парнишка не болтался без дела, он отдал его в ученье в медресе, школу при мечети. Здесь старый мулла заставлял детей наизусть заучивать целые главы Корана и читать их нараспев. Если ученики сбивались, забыв хоть одну строку, мулла лупил их по пяткам камышовой палкой. Эта премудрость была неинтересна Мите. С гораздо большим увлечением он со своим дружком Жорой, таким же, как и он, полусиротой, читал приключенческие романы Жюля Верна, Майна Рида, Луи Буссенара, завидуя жизни пиратов и разбойников.
Умный и одарённый от природы мальчик с удовольствием помогал деду в его реставрационных работах. Он научился растирать и разводить краски, стал рисовать. Чтобы ещё больше приохотить мальчика к этой работе, дед подбрасывал ему пятаки и гривенники за наиболее удачно проданные впоследствии вещи.
Отец Мити, скучая по старшему сыну, слал в Тифлис письма, требуя возвращения мальчика в Джульфу. Письма становились всё более настойчивыми и категорическими, в них на головы деда и внука сыпались тысячи проклятий. Они сопровождались угрозами обратиться к полиции, которая водворит Митю обратно в Джульфу. Перспектива снова попасть в руки к садистке мачехе была малопривлекательной.
Мальчик скопил несколько рублей, заработанных у деда. Кое-какие гроши накопил и Жора. Ребята решили бежать из Тифлиса. Вскорости из Джульфы должен был приехать отец Мити.
Начались скитания. И вот мальчики в Батуми. Тщетно пытались они устроиться юнгами на какое- нибудь судно, чтобы отправиться в заморские страны. Маленьких и щупленьких беглецов матросы бранью и насмешками гнали от пирса. Накопленные деньги почти все ушли на еду, а тут в ночлежке какой-то оборванец украл у ребят последние гроши. Голодные, они выпрашивали кусок хлеба на базаре, и торговки, принимая их за воришек, прогоняли от своих лотков.
Немолодой профессионал-нищий, сжалившись над мальчиками, помог им ночью пробраться на пароход, отправлявшийся в Одессу. Забравшись в спасательные лодки, боясь, что их обнаружат, голодные, томимые жаждой ребята несколько суток плыли по морю и наконец, полуживые, высадились в Одессе.
Большой шумный порт встретил ребят более приветливо. Рыбаки накормили и пригрели юных путешественников. Добродушно посмеиваясь над ними, они разработали свой план действий. Через несколько дней в Константинополь должен был отправиться пароход, зафрахтованный мусульманами, совершавшими паломничество к гробу Магомета. Сердобольные рыбаки сговорились с грузчиками, и те обещали тёмной ночью переправить в трюм парохода наших «пассажиров» в корзинах с углём. Снабдив их двумя буханками хлеба и сушёной рыбой, добрые одесситы пожелали мальчишкам счастливого плавания.
В первые дни оно проходило благополучно. Но потом их обнаружили кочегары. Отлупив морских «зайцев» — не выбрасывать же ребят в море, — кочегары стали подкармливать Митю и его приятеля. Так они попали в Константинополь.
Бродя по городу, голодные мальчики оказались на базаре. Там около маленького циркового балагана измученные, черномазые оборванцы услышали русскую речь. Не веря ушам своим, они вбежали в балаган, хозяином которого оказался русский, бывший цирковой артист. Замешанный в беспорядках, политически «неблагонадёжный», он вынужден был бежать из России, спасаясь от полиции. После скитания по белу свету циркач женился на русской девушке и обосновался в Турции. Сколотив небольшую труппу из таких же бедняков артистов, он давал в балагане представления. Артисты приютили ребят, а они, как могли, выполняли всю чёрную работу.
В константинопольском балагане Митя впервые близко познал полную труда и лишений жизнь бродячих цирковых артистов. Хозяин в течение нескольких месяцев занимался с ребятами, обучая их акробатическим упражнениям. Они уже научились делать стойку, кульбиты, участвовали в клоунских антре. Скоро Митя и Жора должны были выступить в программе с самостоятельным номером. Но, однажды ночью турецкая полиция, видимо, державшая на подозрении русского эмигранта, ворвалась в балаган и произвела тщательный обыск. Наверно, у неё к этому были свои основания. За время жизни в балагане мальчики видели, как к хозяину несколько раз приходили какие-то люди и он с особыми предосторожностями шептался с ними в укромных уголках. Парни, всей душой боготворившие своего учителя и благодетеля, и виду не подали, что они что-то знают.
Турецкие полицейские во время обыска, не обнаружив ничего крамольного, натолкнулись на ребят, не имевших никаких документов. Тогда, чтобы сорвать свою злость, они, несмотря на просьбы хозяина балагана и его жены, отвели мальчишек в русское консульство. Выслушав сбивчивый рассказ ребят об их приключениях, консул приказал одеть и обуть мальчишек, купить им билеты на пароход и под присмотром помощника капитана отправил их на родину. И вот они снова в Одессе, на руках у них билеты в Тифлис. Но Мите удалось удрать из одесского порта, и он всеми правдами и неправдами добрался до Москвы.
И снова начались дни голодных скитаний и попрошайничества. Как-то раз в ночлежке на Хитровом рынке Митя случайно оказался на нарах рядом с больным человеком, метавшимся в бреду. На незнакомом певучем языке он звал кого-то на помощь, коверкая русские и иностранные слова.
Митя побежал в аптеку и со слезами на глазах рассказал провизору о больном незнакомце. Выдав мальчику порошки, аптекарь посоветовал хорошенько укутать иностранца и утром прийти снова. На другой день, выслушав «диагноз» Мити, аптекарь дал в долг новое лекарство. Через два дня больному стало легче.
Это был итальянский музыкант и фокусник Лионелли, когда-то дававший свои концерты в столице. Потом спился и, опускаясь всё ниже и ниже, попал на самое дно Москвы — Хитров рынок… Лионелли летом ходил по московским дворам, играл на арфе и показывал фокусы, а вечерами давал свои представления в трактирах, получая рюмку водки и закуску. С приближением осени бродячий артист покидал Москву, уходя в тёплые края — в Крым и на Кавказ, — и перебивался там до следующего лета. Но на этот раз у старика начался длительный запой, и он, не успев выбраться из Москвы до наступления холодной погоды, простудился, схватил воспаление лёгких. Хозяин ночлежки, хорошо знавший честного музыканта, всегда с ним щедро рассчитывавшегося, не прогнал больного на улицу, на мороз. Больше того, он даже дал Мите целковый, и мальчик, выпрашивая в трактирах куски хлеба, выходил итальянца.
Поражённый душевностью и заботами бездомного парнишки, истратившего на его лечение последние гроши, одинокий старик всей душой полюбил и привязался к мальчику. Он стал обучать его разным фокусам, развивал его физически. Теперь они вдвоём ходили по дворам и давали свои нехитрые представления.
— Это всё не то, не то, — твердил Лионелли на ломаном русском языке. — Ты есть способный мальшик. Я научу тебя замечательным таинственным вещам, которые в России никто не знает. Ты будешь большой артист. Лионелли по-царски отблагодарит свой спаситель…
Расплатившись с хозяином ночлежки, итальянец выкупил у ростовщика свою старенькую арфу, приобрёл кое-какой нехитрый реквизит и с наступлением тёплых дней отправился с Митей в дальний путь, на юг России. По дороге они подобрали бродячего пса. Лионелли научил его ходить на задних лапах и с шапкой в зубах собирать «тринкгельд» (награду) за выступления.
Старый музыкант знал множество произведений итальянских и русских композиторов, хорошо играл на арфе. За годы жизни в России он полюбил и выучил также массу русских и украинских народных песен. Лионелли играл и пел их с большой душой. Эти песни открывали ему двери любой деревенской хаты, любого дома в рабочем посёлке. Особенно хорошо подрабатывал Лионелли в зажиточных казачьих станицах на Дону и в хуторах на Украине. Но вот беда — наступал очередной запой, и старый музыкант пропивал всё до последней нитки, оставаясь в жалких лохмотьях. Он плакал, умоляя Митю достать хоть маленький шкалик… Когда запой проходил, итальянец клялся, что это в последний раз, навсегда обещая бросить пить и начать обучать мальчика разным фокусам.
Крестьяне, бывало, недоверчиво встречали оборванцев артистов. Но когда в ловких руках старика пяток куриных яиц на глазах у восхищённых зрителей превращался в цыплят или фокусник «вынимал» из только что испечённого ароматного хлеба настоящие копейки или дарил деревенским красавицам дешёвые
