Готов схлестнуться с ними, прикончить их или проучить как следует, положить конец этой тягомотине. Риджел Гэрлох, второй помощник, сунулся им на подмогу. Потом сказали, что я на него напал. Брехня! Он накинул мне на шею веревку и стал душить, а единственный, оставшийся на ногах икиец скакал вокруг, норовя выпустить мне кишки. Мне позарез надо было освободиться, я и освободился. Малость повредив при этом Гэрлоха. Тут на меня кинулась вся вахта.
— Как же тебе удалось бежать?
— Ну, Гэрлох — он неплохой динго. Он знал, что я врезал ему не от хорошей жизни, и считал, что должны быть какие-то смягчающие обстоятельства. Может, я заработал только пять лет каторги, а не десять. Он приходил и расспрашивал меня. Я был привязан в пустой каюте. Вчера он подошел слишком близко — я увидел, что он ослабил бдительность, ударил его, забрал нож, перерезал веревку и удрал. Пять лет бить камни или чистить рыбу у какого-нибудь жирного мерзавца, арендующего заключенных, все равно слишком долго. — Джоссерек рассказал о своем путешествии. — Твои ребята увидели, как я причаливаю, и привели меня сюда.
Касиру выпустил дым и снова кивнул. «Бьюсь об заклад, он уже проверил мой рассказ досконально», — подумал Джоссерек.
— Они бы просто забрали у тебя твое добро и отпустили бы, — сказал Касиру, — но ты заявил им, что ищешь работу в Логовищах.
— А что мне оставалось, мой господин? Касиру погладил бороду и задумчиво изрек:
— Ножевым Братом стать не так просто, как наемным убийцей в какой-нибудь трущобе. Мы должны, кроме всего прочего, держать былую марку, тут не всякий встречный годится. Арваннет был построен ещё до прихода льдов. В дни, когда люди умели летать, когда они, по преданию, летали на Луну (а предания не всегда лгут), в те дни, десять тысяч лет назад, Арваннет, как бы он тогда ни назывался, уже стоял. Тут все освящено временем, все обычаи складывались веками. И в Логовищах тоже. Наше Братство, к примеру, возникло, когда в Рагиде правила Айанская империя. Оно пережило ту империю, переживет и эту, что нынче оседлала наш край. Мы неохотно открываем чужакам свои секреты. Почем нам знать — может, ты шпион другого Братства или имперского наместника, который спит и видит, как бы нас истребить?
— Господин, — слегка усмехнулся Джоссерек, — я человек довольно приметный. Ты бы знал меня, если бы я болтался в городе. А что до службы Рагиду, то разве я не приплыл на корабле из Киллимарайха?
— Откуда ты тогда знаешь наш язык?
— Ну, в Море Ураганов я и раньше бывал. Несколько лет назад высадился на берег в Мандано, сбежав с корабля по причине личного порядка. Ты, наверно, знаешь, что Винокуренная Гильдия держит там агента, который скупает ром у местных. Он взял меня на работу возчиком. Я прожил там больше года и стал отвечать за весь извоз, вот и пришлось обучиться арваннетскому. Мне всегда легко давались языки. А когда плаваешь между островами Материнского океана, такой талант стоит упражнять. Потом, уже покинув Мандано, я встретил женщину из ваших, она попала в беду и уплыла с одним капитаном в Ичинг, а он её там бросил; мы жили с ней некоторое время и говорили на её языке… Ну да ладно. (Все равно это сплошная ложь. Почти все. Языки мне и впрямь даются легко… Но рассказ получился весьма правдоподобным. Надеюсь. Мы с Мулвеном Роа немало над ним потрудились.)
— М-м… А что ты, по-твоему, мог бы делать у нас?
— Да все что угодно. Я был матросом, грузчиком, охотником, рыбаком, рудокопом, полевым рабочим, плотогоном, плотником, каменщиком, пастухом, укротителем, наемным солдатом… — Джоссерек перевел дух.
Это верно, хотя и неполно.
Касиру изучал его. Сгустившуюся тишину внезапно нарушил поток дождя, ударивший в темные окна.
— Посмотрим, — сказал он наконец. — Считай, что ты мой гость… Однако тебе не разрешается покидать этот дом без спроса и сопровождения. Ты понял? Мы поговорим обо всем позже и начнем сегодня же за ужином, который будет через час. Секор, — обратился он к стражнику, — отведи Джоссерека в мою ванную. А ты, Аранно, найди… м-м… Ори и пошли её туда прислуживать. И пусть кто-нибудь принесет чистую одежду и все, что требуется, в Ламантинову комнату.
— Ты очень добр, мой господин, — сказал Джоссерек.
— Может быть, — хмыкнул Касиру. — Все будет зависеть от тебя.
(Мертвец в Логовищах — всего лишь пища для бродячих собак. Утром, по дороге с причала, я видел голого малыша, играющего на улице. Он катал человеческий череп.)
Секор, сделавшись очень приветливым, повел чужеземца по обшитым дубом коридорам. В ванной уже поднимался пар от двух углублений в полу. Ори оказалась молодой и красивой. Когда Джоссерек погрузился в первую ванну, она скинула собственный легкий наряд, дочиста отскребла гостя, ловко побрила, сделала ему маникюр и пела, пока он отдыхал во второй, ароматической ванне. Увидев, как подействовали её заботы на Джоссерека, она не смутилась. Уже много времени прошло с тех пор, как их корабль отплыл из Эфлиса. Когда он вышел и она стала его вытирать, его руки сами нашли дорогу.
— Прошу вас, господин, — шепнула она. — Касиру не понравится, если вы опоздаете. Ночью я буду ждать вас в постели, если хотите.
— Еще бы не хотеть! — Джоссерек посмотрел сверху вниз на её стройную фигурку, почти детское лицо, обрамленное косами цвета воронова крыла, отпустил её и медленно спросил: — Ты рабыня?
— Я принадлежу к Сестрам Лилии.
— Что?
— Вы не расслышали, господин?
— Не забывай, я в городе чужой.
— Нас, нашу породу, разводят за красоту… давно уже… всегда. — Ори присела, чтобы вытереть ему ноги. — Я-то бракованная, — смиренно сказала она. — Агент Касиру купил меня по дешевке. Но я постараюсь вам угодить.
Джоссерек скорчил гримасу над её склоненной головой.
«Пора бы привыкнуть к рабству. Боги свидетели, я достаточно на него насмотрелся. Даже в Киллимарайхе, где хвалятся его отсутствием и своей свободой, не только содержат каторжные команды — от осужденных, в конце концов, тоже должна быть какая-то польза, — но и все порты кишат вербовщиками. — Он вздохнул. — К чему я не могу привыкнуть — так это к тому, как большинство рабов относятся к своему состоянию».
Ламантинова комната оказалась не столь претенциозной, как её название, — просто на одной из стен когда-то изобразили морскую корову. Здесь было все, что нужно. В шкафу висело несколько туник на выбор, к ним прилагался плащ и пара сандалий.
Джоссерек снял халат, в который закутала его Ори перед выходом из ванной — в Арваннете нагота была под запретом, это ещё более напоминало о низком положении девушки, и оделся. Все пришлось ему впору.
— Вы ожидали кого-нибудь моего роста? — засмеялся он.
— Мы иногда принимаем здесь рагидийцев, господин. Или северян. Ох!
Ори в растерянности закрыла рот рукой. Джоссерек промолчал, но его пульс забился сильнее.
В кошельке, прикрепленном к поясу из змеиной кожи, что-то позвякивало. Джоссерек посмотрел: монеты, свинец и бронза, с таинственными надписями паучьей арваннетской вязью. Судя по тому, что он слышал о здешних ценах, он мог бы прожить на эти деньги дней десять, если не слишком шиковать и если бы Касиру выпустил его, конечно. Что это, взятка? Нет, для взятки слишком мало. Это или знак доброй воли, или скрытое оскорбление. Не знаю, что именно. Мулвену следовало бы послать сюда человека, знающего этот народ. Хотя да — такого, который удовлетворял бы всем прочим требованиям, просто не нашлось.
Перед Джоссереком возник образ его начальника, Мулвена Роа, не киллимарайхца, а уроженца острова Ики близ экватора — эти островитяне все черные как смоль, с белоснежными волосами и часто желтоглазые, как Мулвен. Вспомнились разговоры с ним в Ичинге, где в открытые окна лился соленый летний воздух и где красные черепичные крыши круто сбегали с холма к заливу, а там стояли на якоре барки и далеко-далеко, в синеве играли два кита…
«Нет, грустить не надо. Ты не можешь себе этого позволить».
