«Мы перекрыли их пути к отступлению. Вы не можете взорвать нас, не убив при этом людей, число которых мы оцениваем в четверть миллиона. Даже если мы не станем сопротивляться, половина из них не проживет до тех пор, пока вы не прекратите войну с нами. И мне просто не хочется думать об участи остальных: органические, нервные, мозговые поражения, действие которых необратимо. Вот что их ждет!
Мы можем их спасти. Мы располагаем целой сетью специальных лечебных заведений, рассредоточенных по всей планете. Постели, обслуживающий персонал, диагностическое оборудование, болеутоляющие средства, поддерживающие лечение. Мы будем рады принять у себя группы ваших инспекторов и медицинский персонал. Мы не хотим смешивать политическую игру с жизнью живых людей! В ту же минуту, как вы согласитесь на прекращение огня и вывод вашего флота из нашей системы, наши спасательные отряды направятся к Скорпелуне».
Глава 18
Палата была чистой, с достаточным количеством обслуживающего персонала, но в нее пришлось поместить сорок человек, и в ней не было экрана, впрочем, местная программа и не заинтересовала бы никого из больных. Так что у них не было другого развлечения, кроме радио и болтовни. Большинство предпочитало последнее.
Вскоре Рошфор попросил принести ему пару наушников, чтобы пользоваться данными ему книгами.
Таким образом он отключился от разговоров. Он вернулся к окружающей действительности лишь тогда, когда кто-то тронул его за плечо. «Ах, подумал он. — Уже ленч». Он поднял глаза от «Людей Ганалы» — и увидел Табиту.
Сердце ухнуло в его груди и куда-то покатилось. У него так тряслись руки, что он едва смог снять наушники.
Она стояла среди шума и антисептических запахов как картина, рамой для которой служило открытое окно, голубизна неба и цветение весны.
Простой комбинезон скрывал изгибы ее тела и природную силу. Даже по лицу ее было заметно, как она похудела. Кости выступали отчетливее, чем раньше, под более темной кожей, а волосы совсем выгорели.
— Тэбби, — прошептал он и потянулся к ней.
Она подержала его руку в своей, не сжимая ее, и почти не улыбалась.
— Хэлло, Фил, — сказала она знакомым грудным голосом. — Ты выглядишь лучше, чем я ожидала.
— Ты бы посмотрела на меня вначале. — Он плохо слышал собственные слова. — Как ты? Как все?
— Я?! Хорошо. Большинство из тех, кого ты знаешь — тоже! Драун и Найссан погибли.
— Мне жаль, — солгал он.
Табита отпустила его руку.
— Я бы пришла раньше, — сказала она, — но пришлось ждать отпуска, и потом, немало времени ушло на то, чтобы проверить длинный список пациентов, перевезенных сюда. У нас еще много проволочек и неорганизованности. — Глаза ее были очень серьезными. — Я была уверена, что ты на Авалоне, живой или мертвый. Хорошо было узнать, что живой.
— Как же я мог остаться вдали от тебя?
Она закрыла глаза:
— Как твое здоровье? Персонал слишком занят, чтобы ухаживать за всеми.
— В общем, когда я стану несколько сильнее, меня хотят забрать в регулярный имперский госпиталь, вырезать у меня печень, а взамен дать мне новую. На это может понадобиться год — земной год, — пока я полностью не поправлюсь. Обещают, что поправлюсь.
— Великолепно! — Тон ее голоса был почти официальным. — С тобой здесь хорошо обращаются?
— Насколько это возможно. Но. Мои товарищи по палате не совсем отвечают моему типу, а врачи и их помощники не могут сдержать их страсть к болтовне. Я был чертовски одинок, Тэбби, пока ты не пришла.
— Я постараюсь навестить тебя снова. Ты же понимаешь, что я постоянно занята, а большую часть остающегося времени я вынуждена проводить в Сент-Ли, поддерживая дело.
Слабость охватила его. Он опустился на подушки, руки его упали на одеяло.
— Тэбби. Ты согласилась бы подождать этот год?
Она медленно покачала головой, и снова перевела взгляд на него.
— Может быть, мне следовало притвориться, пока ты не станешь достаточно здоровым, Фил. Но я не слишком умна для этого, не слишком умею притворяться, кроме того, ты заслуживаешь лучшего обращения.
— После того, что я сделал.
— После того, что я сделала. — Она наклонилась и положила руки на его плечи. — Нет, мы не позволим ненависти встать между нами, правда?
— Тогда не можем ли мы оба простить?
— Я думаю, что мы уже сделали это. Разве ты сам не видишь? Когда боль умерла, там, где я ее чувствовала, и я снова смогла думать, я поняла, что больше ничего не осталось. О, дружба, уважение, воспоминания. Но это все!
— Разве этого недостаточно. Чтобы снова начать строить?
— Нет, Фил! Теперь я понимаю тебя лучше, чем раньше. Если бы мы попытались, я знаю, что сделала бы с тобой раньше или позже. Я хочу, чтобы наши отношения остались чистыми.
Она нежно поцеловала его и встала.
Они еще немного поговорили, смущенные, а потом он отпустил ее под тем, не совсем правдивым, предлогом, что ему нужен отдых.
Когда она ушла, он закрыл глаза, предварительно надев наушники, так что поток голосов землян сразу прервался.
«Вероятно, она права, — думал он. — И моя жизнь не кончена. Надеюсь, я преодолею и это».
Он вспомнил девушку из Флервиля и понадеялся, что попадет в госпиталь на Эсперансу, когда прекращение огня превратится в мир.
Табита остановилась перед зданием больницы, держа в руках взятый ею в комнате гравипояс. Силуэт здания враждебной громадой высился на фоне очертаний Грея.
Она вспомнила протесты, когда марчварден Холм рассредоточил все промышленные объекты, начиная военными и заканчивая медицинскими, когда возобновление битвы казалось неизбежным. Комментаторы указывали, что то, что эти меры не спасут от случайностей бомбардировки и слишком громоздки, если страхи окажутся напрасны.
«Мы делаем, что можем», — ворчал он и проводил свой проект в жизнь.
Это означало, что офицеры домашней охраны должны были ему повиноваться. Они знали, что действительно у него на уме.
Там, где она стояла, склон холма полого опускался, покрытый ковром смарагдинов, розовыми кустами и чашами Будды. С холма открывался ясный вид на город и сверкающий залив Фалкайн.
Маленькие, как будто ватные, облака колыхались под бормочущим ароматным ветром.
Она вдыхала в себя его прохладу.
После Экватории он казался просто целебным. Или должен был казаться.
Она почувствовала удивительную пустоту внутри.
Зашелестели крылья. Рядом с ней опустился итрианин.
— Доброго полета тебе, Хилл, — сказал женский голос.
