избавляться от дурных привычек.
Сэмми сморщила нос.
— Хит, мыло очень невкусное.
— А ты его пробовала?
Девочка снова кивнула.
— Когда мама купала меня.
— Пусть даже невкусное, но я не вижу другого способа вымыть грязные губы. Только бы его не проглотить. — И ущипнул ее за нос. — Это относится и к тебе: вот скажешь нехорошее слово, и я буду драить тебе язык.
Сэмми поежилась.
— Никогда больше не скажу.
— Хорошая девочка, так и надо.
Хит поставил ее на землю, и, позабыв о недавнем падении, она снова бросилась наперегонки с Голиафом.
— Осторожнее! — Он повернулся к Мередит. — Черт побери! Неужели с детьми все время что-то приключается?
— Ты любишь мыло? Надеюсь, что так. Потому как тебе придется немало съесть его.
Шериф выглядел сконфуженным.
— Опять что-то сморозил?
— Морозишь через слово.
— Через слово? Дьявольщ… — И запнулся, словно к нему в рот залетела муха. — Вот балаболка!
Они рассмеялись и поспешили за девочкой и собакой. Хит посмотрел вслед Сэмми и задумчиво нахмурился.
— Послушай, почему она неправильно произносит столько слов: «душка» вместо «подушка», «левский» вместо «королевский», а когда кричала «сукин сын», то выговаривала каждый звук кристально чисто?
— Дети удивительно легко впитывают грубую речь. Возможно, потому, что эти слова произносят с особым выражением, и малыши, даже если им ничего не говорят, чувствуют, что они «нехорошие». А может быть, потому что никогда не слышат их от своих матерей.
— Не упускаешь возможность уколоть? — усмехнулся шериф.
— Если бы я знала на всё ответы, то написала бы книгу и стала миллионершей. Но правда в том, что дети — сплошная загадка.
— Точно, черт побери!
— Одно мытье. Какое предпочитаешь мыло?
— Боже! Как же мне от этого избавиться? — Хит захлопал глазами.
— Опять. Надо будет приобрести противоаллергическое. Оно мягче и не так раздражает желудок. Упоминание Господа всуе — еще более серьезная провинность и тянет на два мытья.
— Слава Богу, я думал, ты скажешь — на смертную казнь.
— Снова прокол. И боюсь, снова тянет на двойное мытье. Придется покупать мыло целыми упаковками.
— Но клянусь задницей, я слышал, как и ты поминала всуе имя Господа! Давай уж будем честными!
— Мой губы с мылом и мне, если услышишь опять. Кстати, у тебя еще набралось на два мытья — на обычное и на двойное.
Несколько минут Хит молчал, топал рядом с ней, и его сапоги поднимали в воздух клубы пыли.
— Ну как, я справляюсь? — внезапно спросил он.
— С чем?
Он устремил на Мередит встревоженный взгляд.
— С отцовскими обязанностями!
— Нанимаешься на работу?
— Уже принят. Она моя. И ты тоже — никогда об этом не забывай. Я вас обеих очень люблю. — Хит взлохматил ей волосы. — Но учти: мне потребуется помощь. Я получил девочку без инструкции по эксплуатации.
Мередит посмотрела на него сквозь слезы.
— Даже если ты не пересилишь себя и не перестанешь ругаться, ты все равно нежнейший отец. То, что мы говорим, совсем не так важно по сравнению с тем, что мы делаем. Ты был так к ней добр! Благодаря тебе Сэмми обрела покой и почувствовала себя любимой. Ты помог забыть ей о прошлом. Она больше не робка и не пуглива и учится доверять людям. Понимаешь, какой это дар? Сэмми не забудет тебя и Голиафа до конца своих дней. В тяжелые времена всегда будет вспоминать, и это принесет ей утешение. Поверь, уж я-то знаю. Когда мне становилось совсем плохо, только мысль о моих стариках удерживала от того, чтобы не обозлиться и не думать, что весь мир зол. Ты можешь стать замечательным отцом. Лучшим на свете.
Глаза Хита потемнели.
— Могу стать? Мередит, у меня такое чувство, будто ты со мной прощаешься. В тяжелые времена Сэмми не придется меня вспоминать — я буду рядом и сразу приду к ней на помощь.
— Надеюсь.
— Что значит надеюсь? Разве ты меня не любишь?
— Люблю… Только…
— Что только?
— Неужели не понимаешь? Ты сказал, если я дам показания против Глена и его сообщников и отправлю их за решетку, то правительство возьмет меня и Сэмми под опеку и, спасая от мести преступников, включит в Программу зашиты свидетелей — даст новую фамилию и переселит туда, где Глен и мафия меня не смогут достать.
— И что из этого?
Мередит прижалась лицом к его рубашке.
— Ты не сможешь поехать со мной.
— Клянусь адом, — хрипло проговорил он, — нас могут разлучить на какое-то время, но не навсегда. Обещаю тебе, дорогая, что найду выход.
Мередит хотела верить в это всем сердцем. Но почувствовала, как, давая клятву, Хит вздрогнул, и поняла, что он очень обеспокоен их будущим.
Ян Мастерс, мускулистый, высокий, смуглый, с ухоженными, слегка седыми волосами, только что вернулся с верховой прогулки. В голубой рубашке и джинсах он выглядел довольно странно в дорогой и изысканной гостиной. Его кисти были широки в ладонях, но Мередит не заметила ни единой мозоли, свидетельствовавшей бы о том, что он занимался физическим трудом. Зато бросались в глаза длинные ногти, которым специально придавали форму и, вероятно, даже полировали.
Дома Мастерс-старший одевался с той небрежностью, какую могут себе позволить очень обеспеченные люди: в широкие брюки, свободные рубашки и мягкие кожаные туфли. Несколько раз в год известный юрист летал в Гонконг на примерки к портным. На то, сколько стоили его ботинки, можно было полгода — если не год — кормить африканскую семью, и еще осталось бы.
Мередит знала этот тип людей и очень радовалась, что покинула их мир. Когда Хит представлял ее своему отцу, стальные голубые глаза Яна Мастсрса не упустили ни единой детали. Он не ответил на приветствие Мередит — просто повернулся и пошел в кабинет. Только бросил ледяной взгляд на Сэмми и Голиафа, которые осмелились забежать вперед. Сердце матери екнуло, когда она увидела, что девочка несется прямо на длинноногий столик, на котором примостилась китайская ваза.
— Сэмми, осторожно! — крикнула она.
Но в последнюю секунду дочь свернула и обогнула препятствие.
— Не беспокойся, Мерри, — улыбнулся Хит. — Если она что-нибудь разобьет, я заплачу.
«Интересно, имеет ли он хоть малейшее представление о том, сколько может стоить эта ваза? — подумала Мередит. — Вероятно, тысячи». Она вращалась в обществе богатых меньше года, но за это время успела набить глаз на дорогие вещи. И готова была поспорить на то, чтобы съесть осколки, если эта паза окажется копией. Но, размышляя таким образом, внезапно вспомнила, что Хит здесь жил и человек,
