Ее голос был похож на треск сотни одновременно горящих лесов.
Внезапно, опаляющий наши спины жар, прекратился. Тварь материализовалась перед нами.
Закрыв лицо Джинни, я свое собственное спрятал за ее спиной. И мы пролетели сквозь стеклянную стену сооруженного перед ней «Пивного парка». Вслед нам метнулся огненный язык.
Метнулся и свернулся кольцом. Оставшаяся снаружи саламандра бушевала.
Мы скатились с метлы, оглядываясь. Пивная была пуста.
Темно, повсюду следы огня. Никого не было. Я увидел стоящий на прилавке, доверху налитый стакан пива, и выпил его залпом.
— Мог бы предложить и мне выпить, — сказала Джинни. — Ален бы предложил…
И прежде, чем я опомнился достаточно, чтобы решить, язвит ли она или просто шутит, Джинни продолжала быстрым шепотом:
— Она пытается удрать. Собирается с силами. Она уверена в себе. Она надумала убить нас!
Даже в эту минуту мне хотелось сказать, что рыжие и спутанные волосы и пятна сажи на аристократическом ее носу, выглядят, как ни странно, даже очаровательно. Но случай не казался подходящим.
— Она вернется сюда, — выпалил я. — Все, что она может сделать — это с помощью теплового излучения подпалить здание, а на это ей понадобится время. пока что мы в безопасности.
— Но… а, ну да, конечно, пни горят плохо. Мне говорили, что все пивные бары университета построены из пней, армированных железом.
— Да.
Я выглянул в разбитое окно. Саламандра сунулась мне навстречу, и цветные пятная заплясали у меня перед глазами.
— Наша гостья показывает характер, — сказал я. — Ну, говори быстро свое заклинание.
Джинни покачала головой:
— Она просто отлетит за пределы слышимости. Но, может быть, удастся поговорить с ней. Понять, как…
Она подошла к окну. Корчащаяся вдоль улицы тварь вытянула шею и зашипела. Я стоял за спиной своей девочки и чувствовал себя беспомощным и бесполезным.
Свертальф, облизывающийся с прилавка пролитое пиво, поглядел на нас и насмешливо фыркнул.
— Эй, Дочь Огня! — крикнула девушка.
Рябь прошла сверху вниз по спине саламандры. Ее хвост безостановочно хлестал из стороны в сторону, поджигая растущие вдоль дороги деревья. Я не в силах описать ответивший Джинни голос. В нем было и треск, и рев, и свистящее шипение. Голос, порожденный огненным мозгом и глоткой.
— Дочь Евы, что ты можешь сказать такой, как я?
— Именем Высочайшего, я приказываю тебе смириться, вернуться к своему подлинному состоянию и перестать вредить этому миру!
— Хо!.. О-хо-хо-хо! — тварь уселась на свой зад (асфальт пошел пузырями) и прерывисто захохотала прямо в небо. — Ты, созданная из горючего материала, приказываешь мне?!
— Я располагаю силами такими могущественными, что они затушат тебя, маленькая искра. Эти силы вернут тебя в ничто, из которого ты пришла. Смирись и повинуйся, так будет лучше для тебя же.
Мне подумалось, что саламандра на мгновение действительно была поражена.
— Сильнее, чем я? — Заревела так, что пивная затряслась. — Ты смеешь утверждать, что существуют силы могущественнее Огня?! Чем я, которая явилась пожрать всю Землю!
— Более могущественные и более прекрасные. сама подумай, о Мать Пепла. Ты не можешь даже войти в этот дом.
Вода гасит тебя. Земля уничтожает тебя. И лишь воздух способен поддерживать твое существование. Лучше сдайся, не медли…
Я вспомнил ночь охоты на ифрита. Джинни, наверняка, пытается выкинуть тот же фокус — разобраться в психологии бушующей и ярящейся за стенами твари. Но на что она может надеяться?
— Более прекрасные? — хвост саламандры забился, оставляя на мостовой глубокие борозды.
Из тела саламандры вылетали огненные шары, посыпая дождь красных, голубых и желтых искр. Прямо, как Четвертого Июля. мелькнула сумасшедшая мысль: так бьется об пол ребенок в припадке истерики.
— Более прекрасные! Более могущественные! Ты посмела сказать это… А-а-! — в метнувшемся языке пламени сверкнули раскаленные добела зубы. — Посмотрим, какой ты станешь, когда я сожгу тебя! Ты умрешь от удушья!
Голова саламандры метнулась к разбитому окну фасада.
Она не смогла проникнуть сквозь железную преграду, но начала высасывать воздух. Вдыхать его и выдыхать. Волна пышущего, как из топки, жара, отбросила меня назад. Я задыхался.
— Боже мой… Она хочет сожрать кислород! Оставайся здесь!
Я прыгнул к двери. Джинни пронзительно закричала.
Выскочив наружу, я услышал ее слабое:
— Нет!..
На меня лился слабый свет. Прохладный, от которого я затрепетал. Вокруг беспокойно плескались огни пожаров. Я припал к горячей обочине, и содрогнулся, когда мое тело начало изменяться.
Я был волком. Волком, которого не сможет убить враг. По крайней мере, я на это надеялся. Укороченный хвост ткнулся изнутри в брюки, и я вспомнил, что некоторые раны не поддаются излечению, даже когда я принимал звериный облик.
Брюки! Черт, будь они прокляты! В горячке я забыл о них. А вы когда-нибудь пробовали стать волком, если на вас напялена рубашка, штаны, нижнее белье — и все рассчитано на человека?
Я изо всех сил заработал своим влажным носом. Подтяжки соскользнули и обмотались вокруг задних лап. Передние лапы запутались в галстуке, а пиджак радостно превратился во что-то напоминающее узел.
Обезумев, я катался и рвал одежду клыками. Осознав, что передо мной выросла саламандра, ее хвост хлестнул меня по спине. Мгновенная опаляющая боль, и вместе с одеждой вспыхнули шерсть и кожа. Но тряпье сгорело, и я оказался свободен. Лабильные молекулы моего тела самовосстановились в считанные секунды. Полагая, что я выведен из строя, саламандра уже не обращала на меня внимания. Едва понимая, что я делаю, я подхватил зубами свалившийся с уменьшенной ступни туфлю, приставил к ближайшему, раскаленному добела, пальцу ноги саламандры, и обеими лапами стал изо всех сил натягивать.
Она взревела. развернулась кругом, готовая снова напасть на меня. Разинула пасть. Она могла перекусить меня пополам. Я быстро отскочил в сторону. Чудовище остановилось, оценило разделяющее нас расстояние. Вспыхнуло и исчезло.
Материализовавшись прямо передо мной.
Теперь мне бежать было некуда. я вдыхал огонь, сжигающий мое отяжелевшее тело. И корчился в агонии. Я весь превратился в пламя…
Глава 11
Одиночество. Его никак не нарушало глядящее на меня лицо. У меня нет слов, чтобы описать его. Только одно — лицо было огромным, и его глаза были глазами трупа. Но тогда я не видел его. Как и не чувствовал холода, более сильного и более мучительного, чем все, что я чувствовал прежде.
Жестокий холод…
Я не знал его до сих пор, пока он не настиг меня, прошедший вне времени и пространства голос. И не потряс до основания мои чувства и разум, которых у меня не было. И меня покинула всякая надежда и всякая вера.
— Гордись, Стивен. Я лично потрудился, чтобы тебя и твоих спутников настигла смерть. Для этого я сам возбудил в голове дурака мысль о шутке. Зная, что лишь такой путь обеспечит благополучное
