Проклятый город. Однажды случится ужасное...

Истина совсем рядом… В конце пути». Вот почему Бастиан даже не стал дожидаться конца занятий и сразу последовал за Манделем. Вот почему сейчас он находился здесь. Полный подозрений, но настроенный со всей решительностью. Добровольно согласившийся, но осторожный. И если ему предстоит совершить это путешествие, то лучше уж в компании другого мальчишки, который совсем недавно сказал ему — и, похоже, совершенно искренне, — что его отец тоже недавно умер. Вопреки себе Бастиан ощущал, что после этой фразы между ними возникла близость, немая и мучительная.

— Ты ведь не так давно ее знаешь, — сказал Мандель со спокойной уверенностью взрослого, которая тоже подействовала на Бастиана. — А мы с ней… не то чтобы дружили, просто вместе учились в начальной школе… но мы родились в Лавилле. Если Опаль нет ни в лицее, ни дома, то скорее всего она здесь.

— Почему здесь?

— Потому что здесь особое место. Сюда приходят, если что-то не ладится. Если Опаль нигде нет, то, возможно, что у нее что-то не ладится. Парк — это магическое место. Ты, наверно, просто этого не замечал. И в этой магии… местные жители порой нуждаются.

Бастиан кивнул. Мандель, кажется, знал, о чем говорит. Неожиданно Бастиан вспомнил слова «Жюля Моро»: «Позволь тем, кто может тебя направлять, прийти к тебе. В лицее, например…»

— Ну, мы идем или как? — произнес Мандель все тем же ровным тоном, без всякого нетерпения в голосе.

Что ж, была не была, подумал Бастиан. Спокойствие Манделя его успокоило. Если бы речь шла о ловушке или каком-то дурацком розыгрыше, разве был бы у него такой вяло-безразличный вид?

Вместо ответа Бастиан направился к распахнутым воротам, ведущим в пустынный парк. За его спиной Сезар Мандель торжествующе улыбнулся.

* * *

Они молча углубились в парк. Бастиан держался позади Манделя, который, судя по всему, хорошо знал дорогу. Бастиан чувствовал себя совершенно дезориентированным, но, по сути, это не имело никакого значения. Жизнь отныне свелась для него к простому выбору: действовать или умереть — от тревоги или от тоски… или от того и другого вместе.

Примерно через десять минут Мандель остановился в некоторой нерешительности. Бастиан чуть прищурил глаза, чтобы попытаться понять, где они, но это оказалось напрасным. Очевидно было только, что они стояли под огромным деревом: его клонящиеся ветви образовывали над их головами свод, даже нечто вроде грота. Бастиан машинально отметил про себя, что они до сих пор не встретили ни одной живой души.

— Сюда, — указал Мандель и свернул налево, на серую асфальтовую дорожку, едва различимую в густой белизне тумана.

Бастиан направился за ним следом. Именно тогда он снова их заметил: призрачные очертания в тумане, похожие на легкие карандашные наброски или морозные узоры на стеклах. Множество детей — движимые слабым ветром, они на мгновение показывались среди деревьев и снова растворялись в тумане, словно играя в прятки. Бастиан не испытывал никакого страха, напротив: теперь он знал, что белые тени ему не враждебны.

— Тебе, случайно, не доводилось видеть… всякие вещи в тумане? — обратился он к Манделю.

Тот, не останавливаясь, искоса бросил на Бастиана непроницаемый взгляд.

— Какие, например?

— Ну… тени.

Мандель резко остановился и обвел окрестности узкими лазерными лучами бледно-голубого цвета, заменявшими ему глаза.

— Призраков, ты хочешь сказать?

Бастиан не расслышал в его голосе ни малейшей иронии.

— Не знаю, — осторожно ответил он, не решаясь сказать всю правду. — Иногда по ночам… мне несколько раз казалось, что я что-то видел.

После долгого молчания Мандель наконец едва слышно произнес:

— Туман — он как облака. Ты видишь в нем то, что хочешь видеть. (Он не заметил, что при этих словах Бастиан застыл, словно громом пораженный.) Некоторые иногда видят в нем детей. Ну, по крайней мере, они так говорят. А я, если что и видел… предпочитаю это при себе оставить. Говорят, что рассказывать об этом… — снова взгляд искоса и едва заметная улыбка, — не к добру.

Однако его последние слова пропали даром — Бастиан их уже не слышал. Ты видишь в нем то, что хочешь видеть… В точности те же самые слова произнесла когда-то мать по поводу своих картин. Картин, которые рассказывают тебе какую-то свою историю… Много раз он возвращался к ним, словно все происходящее должно было рано или поздно подвести его к разгадке заключавшейся в них тайны: сияющая голубизна, обнявшаяся пара, окровавленный нож, пожар, лицо смерти… Он не помнил всех деталей, но он узнал это лицо. Оно являлось ему в кошмарах. Не по этой ли причине и более ранние картины матери теперь напоминали ему… Лавилль-Сен-Жур? Тот, каким он мог бы быть, — радостный, многоцветный… и в то же время неуловимый?..

И снова ответ от него ускользнул. Но на этот раз Бастиан не испытал разочарования — сейчас он был уверен, что движется прямо к истине. Это чувство не поддавалось никакому рациональному объяснению, но ведь во всем окружающем мире не было ничего рационального. Истина ждала его в конце пути. И Опаль…

В этот момент Мандель, словно подслушав его мысли, объявил:

— Пришли…

Бастиан проследил за его взглядом и увидел нечто вроде искусственного декоративного грота, в котором бил фонтанчик: вытекающая из него вода образовывала крошечное озерцо. Прямо над гротом шла пешеходная дорожка, и он настолько сливался с окружающим пейзажем, что можно было пройти рядом и совершенно его не заметить — особенно в тумане.

— Здесь? — спросил Бастиан.

— Да… Иди за мной.

Мандель подошел к гроту и скользнул внутрь. Бастиан уже собирался последовать за ним, как вдруг услышал легкий смешок. Обернувшись, он увидел белую тень — мальчика лет шести (впрочем, разве у призраков есть возраст?), у которого был такой вид, словно он вот-вот расхохочется. На мгновение их взгляды встретились, затем видение исчезло.

— Ты это слышал? — спросил Бастиан у Манделя, огибая фонтанчик.

— Ты о чем? Вода шумит, ничего не слышно… Теперь вот сюда…

Мандель указал на низкую расселину меж двух камней — пришлось бы согнуться вдвое, чтобы в нее пролезть. Там, внутри, было абсолютно темно.

— Туда? — сказал с недоумением Бастиан. — Ты уверен, что Опаль?..

Но Мандель, не ответив, уже протискивался в расселину.

* * *

Бастиан последовал за ним — это оказалось проще, чем представлялось на первый взгляд. Темнота, запахи мха и влажной земли… и чего-то еще, какой-то гнили. Далеко в глубине мерцал слабый красноватый свет. Притягивающий и тревожащий одновременно.

— Ты где? — позвал Бастиан. Его глаза еще не отвыкли от дневного света, а красный свет вдалеке не позволял что-либо различить.

Внезапно перед ним возникло мертвенно-бледное лицо из его кошмаров, и он вздрогнул всем телом. Но в следующий миг луч карманного фонарика скользнул чуть в сторону, и Бастиан узнал Манделя.

— Это я, ты чего?

В его голосе звучала насмешка, и Бастиана это скорее ободрило, чем встревожило.

Скоро глаза Бастиана привыкли к темноте, и он стал различать детали окружающей обстановки. Они находились в каком-то длинном туннеле высотой примерно два с половиной метра, с шероховатыми сырыми стенами.

— Это вон туда мы идем? — спросил он, указывая на слабый красноватый свет в конце туннеля.

— Именно.