— Я услышала, как ты стонешь… я подумала, что ты заснула, и тебе приснился кошмар…
Жавотта де Сулак стояла на пороге комнаты, и Опаль поняла, что тетка находилась в комнате уже несколько минут. Ее волосы были заплетены в косицу — видимо, она уже собиралась лечь спать, — бледные вялые руки сложены на груди. Она переводила глаза с племянницы на экран монитора и обратно, и по ее морщинистому лицу со следами пудры, сладковатый запах которой Опаль помнила с детства, сбегали редкие слезинки, терявшиеся в уголках дрожащих губ.
Наконец она прикрыла глаза и произнесла совершенно безжизненным голосом:
— Ну вот… теперь ты знаешь…
На экране тем временем появилось последнее сообщение:
Глава 45
Это было приятно и удивительно — хотя сама по себе постель представлялась Одри совершенно естественным завершением сегодняшнего вечера. Да, это оказалось чудесно и именно так, как она себе представляла: не простое слияние тел почти незнакомых людей, но нежность любовников, встретившихся после долгой разлуки, — на грани вожделения и удовлетворения, терпения и нетерпения. Затем словно огромная волна накрыла их с головой, и она отдалась Николя, как женщина отдается мужчине всей своей жизни. Они наслаждались друг другом с почти животной страстью, грубая энергия которой сначала захватила, а потом опустошила обоих. Когда все кончилось, они долгое время лежали молча, не шевелясь, в блаженном оцепенении, ожидая, пока душа снова вернется в тело, а сознание пробудится.
Одри очнулась первой. Она глубоко вздохнула и, приподнявшись, протянула руку к тумбочке, отыскивая сигареты на ощупь.
— Тебе это не помешает? — спросил она.
В полусумраке комнаты Одри увидела, что Николя улыбается, одновременно потягиваясь, как довольный кот.
— Нет… Пожалуй, с этого дня я даже буду иногда позволять себе сигарету в таких обстоятельствах…
— Сигарета после любви? — улыбнулась Одри.
— Да. И сегодня, кажется, она будет не одна…
Он улыбнулся и провел рукой по ее волосам. Она смотрела на него, думая о том, как это странно — заниматься любовью с писателем, чьи книги ты читала, в чей мир погружалась… искаженный и даже слегка извращенный мир… Может быть, поэтому у нее с самого начала возникло ощущение, что они давно знакомы?
За этой мыслью последовала другая: Николя — второй мужчина, с которым она была близка со времени ее приезда в Лавилль, и третий с тех пор, как у нее забрали Давида. После суда, который отнял у нее сына, она скорее его общества искала, чем общества мужчин. Так или иначе, махинации бывшего мужа настроили ее против всех мужчин в целом: любой из них теперь представлял для нее в лучшем случае угрозу, в худшем — мерзавца, с которым нужно было бороться.
Итак, третий мужчина за последнее время… и второй в Лавилле… Этот подсчет неизбежно вернул ее мысли к Антуану.
Словно догадавшись, о чем она размышляет, Николя спросил:
— Ты мне так и не расскажешь?..
— Про что?
— Про Антуана… У вас действительно… что-то серьезное?
Одри слегка отстранилась. Интересно, подумала она, в нем говорит ревность или просто мужское любопытство? Она вспомнила искаженное от ярости лицо Антуана, когда тот выкрикнул имя своего бывшего школьного приятеля, и остановилась на первом варианте ответа. Она с сожалением подумала, что тень Антуана только что сломала те защитные барьеры, возведенные ими самими, которые отгораживали их от реальности несколько часов. И слегка рассердилась на Николя за то, что тот не сказал ничего более подходящего, пусть даже банального, например: «Это было чудесно…»
— Но ты мне тоже ничего не рассказал…
— О чем?
— О том, что было у тебя с Клеанс Рошфор… помнишь, мы договорились на вечеринке? «Баш на баш».
Теперь он отстранился и слегка приподнялся, отчего ее голова, лежавшая на его предплечье, скатилась на подушку. От неожиданности Одри задела рукой пепельницу и едва ее не опрокинула.
— Клеанс… — задумчиво выдохнул он вместе с клубом дыма.
— Да. Ты так и не вернул мне долг.
Он кивнул и снова подложил руку ей под голову.
— Это продолжалось довольно долго… Между Клеанс, Антуаном и мной. И другими тоже. С некоторыми из них ты встречалась на вечеринке. Я их знаю с шестого класса, но они познакомились друг с другом гораздо раньше. Может быть, еще до школы… У меня был особый случай: моя мать устроилась на работу в «Сент-Экзюпери», и только поэтому меня туда зачислили.
Одри не стала говорить ему о подобных «бонусах» для нынешних учащихся, спонсором которых якобы стала фирма «Гектикон».
— Мы были из разных слоев общества. Клеанс принадлежит к одной из самых знатных и богатых бургундских семей, отец Антуана был известный предприниматель. И другие — Джереми, Дометилль… — Николя на миг замолчал, и Одри поняла, что он хотел назвать и другие фамилии, но все же решил этого не делать, — были из той же публики: «сын таких-то», «дочь такого-то»…
Первое время мне сложно было среди них освоиться. У меня не было друзей, я чувствовал себя не в своей тарелке. А потом случайно познакомился с Клеанс. Именно случайно, потому что мы учились в разных классах — я был на год старше. В медпункте, представь себе.
Одри закрыла глаза, слегка убаюканная его негромким голосом.
— Конечно, я знал, кто она. Ее все знали. Ее нельзя было не заметить… Да ты и сама недавно в этом убедилась — она даже сейчас красива. И ее манера держаться… — Николя снова умолк. — Но все же сейчас она именно женщина, — добавил он после короткой паузы, и Одри поняла, что он имеет в виду: в лице Клеанс Рошфор не оставалось ни малейшего следа свежести, благодаря которой некоторые женщины и после сорока выглядят молодо, несмотря даже на морщины. Но красота Клеанс была холодной, лишенной малейшей живости.
— Мы вместе стояли в очереди и разговорились — так все и началось, — продолжил рассказ Николя. — После этого многое изменилось: меня признали своим… не сразу, конечно, но в конце концов я этого удостоился. Стал одним из избранных — то есть избранников Клеанс Рошфор. Самой красивой, самой богатой…
Со временем я понял, что у всех учеников «Сент-Экзюпери» есть нечто общее. Точнее, у некоторых из них… Такие вещи, о которых я даже не подозревал… Но это ведь одно из свойств тумана, не так ли? Он соединяет между собой людей, которые в других обстоятельствах едва ли даже здоровались бы друг с другом…
Одри поняла, что последние фразы Николя произносил не столько для нее, сколько для себя.
— И что именно общего?
Он вздохнул.
— У всех нас детство было… не таким, как у большинства детей. Но это личные истории, довольно запутанные…
Она поняла, что он не хочет откровенничать на эту тему, и решила не настаивать.
— Итак, я вошел в круг избранных. Нечто вроде… тайного общества.
От удивления Одри даже открыла глаза.
