Но Трисия не сможет выйти из себя, даже если вы ей за это заплатите. У нее в генах это не заложено. Трисия скорее из тех, кто бурно выражает свой восторг. Что она и продемонстрировала на ступеньках церкви, пока Кэссиди оживленно пересказывала ей наши утренние приключения.
– О-о! О-о! О-о! – стонала Трисия.
– И более того! – не унималась Кэссиди. – Она говорит, что у него настоящий потенциал.
– Я знала! – торжествующе воскликнула Трисия. – О, как хорошо! Просто замечательно. – Она бросилась ко мне с объятиями, но в последнюю секунду вспомнила о раненом плече и отстранилась, за что я была ей очень благодарна. Утром я сознательно не стала пить викодин, чтобы сохранить ясность мысли во время всех траурных мероприятий. – Я не преуменьшаю весь этот ужас с твоим ранением, Молли, но все равно, я ужасно за тебя рада.
– Спасибо.
– Надо понимать так, что расследование не продвинулось?
– Колеса правосудия крутятся медленнее, чем колеса любви, – предположила Кэссиди.
– Между прочим, вы не забыли, что мы пришли на похороны? – напомнила я.
В самые мрачные моменты нашей жизни разве не задумываемся все мы о том, а какими будут наши похороны? Когда у меня случаются припадки уныния, я представляю себе человек пятнадцать, сидящих на неудобных металлических стульях в каком-нибудь подвале при церкви – холодном, с тусклыми флуоресцентными лампами, облупившейся краской и оголенными трубами.
Мне никогда и в голову не приходило вообразить эпическую сцену, на которой разворачивались похороны Тедди. Начнем с того, что церковь Сент-Эйден – классический готический каменный храм, со сводчатым потолком, прекрасным освещением и массивными деревянными скамьями. Возможно, там даже есть теплый, уютный, красиво оформленный подвал.
Ну и потом, конечно, люди. Трисия поднялась наверх – проверить музыкантов, а мы с Кэссиди устроились в нише неподалеку от входных дверей, чтобы наблюдать за прибывающими.
Это очень напоминало театральную премьеру – подкатывающие роскошные лимузины, из которых выходят благополучные, уверенные люди, создатели общественного мнения, в элегантных черных туалетах – от деловых костюмов до вечерних платьев. Пожалуй, очень немногие в этой толпе, решая, что надеть, думали о церковной церемонии; большинство ориентировалось на последующий прием.
Люди останавливались на ступеньках, чтобы обняться или обменяться светскими поцелуями, затем проходили в притвор, где продолжался обмен приветствиями, потом в главный неф. Среди них были президенты рекламных агентств, представители крупнейших рекламодателей, главные редакторы и директора рекламных отделов основных журналов, прочая газетно-журнальная публика, деятели из благотворительных фондов, а также несколько растерянных незнакомых лиц – вероятно, родственники Хелен и Тедди. Завораживающий парад людей, в подавляющем большинстве обладающих властью и влиянием, но, наблюдая за ними, я не переставала думать: с кем из них Тедди спал? Кто из них его убил?
Я вновь вернулась мыслями к Ивонн. Так странно, что ее здесь нет. И уж совсем странно, что через несколько дней предстоит такая же церемония – но уже для Ивонн. Наклонив голову, я быстро пробормотала благодарственную молитву – за то, что никому не придется заботиться о моих похоронах. По крайней мере, на этой неделе.
Кэссиди слегка подтолкнула меня локтем и прошептала:
– Ты в порядке?
Я подняла голову и прошипела:
– Я молюсь.
Кэссиди медленно моргнула.
– Скажи Ему, что ты перезвонишь попозже. Пора садиться.
Пройдя по боковому проходу, мы нашли места неподалеку от сидевших тесной группкой сотрудников 'Зейтгеста'. Поймав взгляд Кендалл, я тихонько помахала. Кендалл толкнула в бок Гретхен и Фреда, сидевших по обе стороны от нее, чтобы привлечь ко мне их внимание. Фред казался чем-то одурманенным, а Гретхен выглядела тяжело больной. Их обоих можно было понять.
Хелен, поднявшаяся, чтобы поприветствовать собравшихся, была воплощением достоинства. Она не плакала, но было понятно, что это дается ей с трудом. Я украдкой поискала глазами Кайла и Липскомба. Пусть посмотрят и убедятся, что это искренне, а не наигранно. Однако я не заметила их в толпе.
Я постаралась сосредоточиться на службе. Оценить музыку, вслушаться во все хорошее, что говорили о Тедди, не обращать внимание на уродливый галстук произносящего речь издателя, но ничего не получалось. Я все время возвращалась мыслями к Кайлу и прошедшей ночи, но нельзя же думать об этом в церкви. Это все равно что призывать на себя громы небесные. Или мне просто не хотелось ничего анализировать, пока все ощущения были еще так свежи и остры.
Усилием воли принудив себя переключиться на другую тему, я начала в который раз перебирать элементы головоломки в поисках того единственного, который заставит ее сложиться. Тедди. Тедди и Ивонн. Тедди, Ивонн и я. И деньги. И Камилла. И Алисия. И Уилл. Уилл не кажется способным на убийство, но то же самое пару недель назад я сказала бы и про Ивонн. Если Ивонн убила Тедди, то мог ли Уилл убить Ивонн из-за того, что сорвалась сделка? Может быть, он сложил все яйца в корзину под названием 'Тедди', и когда у корзины отвалилось дно, он обвинил в этом Ивонн? Но тогда как получилось, что он стрелял в меня? Может быть, проводя свое расследование, я и не вела себя так ловко, как мне казалось, но все-таки не посыпала хлебными крошками путь из 'Района мясников' до своей двери. Может ли Уилл быть ключом ко всему? Не ошибалась ли я относительно Ивонн? Не сошла ли я сама с ума, когда возомнила, что могу во всем этом разобраться? Нет. Во всем этом должен быть какой-то смысл.
Я так ни к чему и не пришла, когда мы переместились в Эссекс-Хаус. Кэссиди провела меня в главный зал. Помещение было изумительно оформлено, на цветах и остальном убранстве лежала печать торжественности и печали, достаточная, чтобы подчеркнуть серьезность мероприятия, но при этом не создающая гнетущей атмосферы. Трисия проделала великолепную работу, преобразив зал за такой короткий срок. Если я увижу ее во время приема, что маловероятно, обязательно ей об этом скажу.
Кэссиди прокладывала путь в толпе, постепенно становившейся все более шумной и раскованной. Дайте им выпить, и кто-нибудь обязательно начнет 'А помните, как старина Тедди', и раздастся натужный смех, и воцарится меланхолическое веселье, а там уже можно будет идти домой. Остановившись в центре зала, Кэссиди велела мне не трогаться с места, пока она сходит за напитками.
Несмотря на все усилия Трисии, в убранстве зала оставалось что-то от стиля ар-деко[97] с его чересчур насыщенными осенними тонами, придававшее церемонии дух спектакля, точнее, дух ночного кошмара, искаженной реальности. Может быть, мне все-таки следовало принять викодин, и пусть все кругом искривилось бы еще сильнее? Но я чувствовала, что в каком-то краешке моего мозга уже зреет ответ, и боялась его спугнуть.
Увы, попытка провалилась благодаря Питеру. Я как раз пыталась поместить Уилла в центр своего карточного домика, когда возле моего уха раздался голос:
– Человек – единственное животное, которое размышляет о своей смерти. А потом еще и устраивает торжество, чтобы ее отметить.
Я с удивлением обернулась к нему:
– Не помню, чтобы я видела твое имя в списке гостей.
– Я тоже рад тебя видеть, – ответил он. Он протянул мне коктейль 'мимоза', и я автоматически взяла бокал. – Я представляю здесь редакцию 'Турбо'.
– Спасибо за подсказку.
– Но кроме обязанности отдать последний долг Тедди, меня привело сюда и желание тебя увидеть. Ты в порядке?
Я не знала, что именно ему уже известно. Хотела просто пожать плечами, но поняла, что это может его обидеть.
– Это была очень долгая неделя.
– Полицейские по-прежнему не дают тебе покоя?
– Нет, с тех пор, как в меня стреляли, – не удержалась я. Ужасно хотелось увидеть на его физиономии гримасу искреннего изумления, ибо такое выражение крайне редко можно наблюдать у типов вроде Питера,
