Но вместо следующего в кабинете опять возникла заместительница.
— Одну минуточку, обождите! — сказала она в дверях кому-то и запела: — Дорогая наша Марина Петровна!
— Варвара, ты подслушивала! — В голосе Марины Петровны зазвучал металл.
— В приемной отчетливо слышно каждое слово, вы сами знаете. Марина Петровна, если вы не даете ему развода, значит, вы… его…
— Варвара, выйди! — на нерве перебила Марина Петровна.
Заместительница сделала шаг назад.
— Есть путевка, горящая, пожарная путевка, на теплоходе, то ли в Кижи, то ли в Ташкент…
— В Ташкент теплоходы не ходят, — усмехнулась Марина Петровна, — там реки нету.
— Это я не знаю, я только знаю, что за эти путевки люди убиваются, а пылающая путевка у Фроловой, ее зять оперировал женщину, которая сидит на теплоходных путевках, а Фролова плыть не может…
— Следующий! — громко перебила Марина Петровна.
В этой комнате всего было много, с избытком: много мебели, безделушек, на стенах много репродукций, и все в рамочках, и хозяйки тоже было много — много тела, много прически, много краски. И по всей комнате было что-то накидано и набросано.
Наташа сидела за празднично накрытым столом прямая как палка. А отец суетился, заглядывал ей в глаза, и от этого у Наташи противно сосало под ложечкой.
— Наташенька, поешь студня, смотри какой аппетитный! Или тортика хочешь, его Катерина сама испекла, положить тебе вон тот кусочек, с шоколадной загогулиной?
— Спасибо, но я берегу фигуру! — откашлялась дочь. — Сейчас модно, чтобы торчали все позвонки, а живот западал.
— Ты, Борюся, не юли перед ней! — Низкий голос хозяйки исходил откуда-то из глубины. — Не желает она есть в этом доме. Я бы на ее месте тоже меня ненавидела!
— Ненависть — сильное чувство, — сказала Наташа хозяйке, — по отношению к вам я испытываю отрицательные эмоции, и не более того!
— Но ты же, Наташка, тоже в кого-нибудь втрескаешься, — усмехнулась хозяйка, — и не спросишь — женатый, разведенный или вообще бабник!
Наташа порывисто поднялась:
— Спасибо за содержательную беседу и за торт. Наверное, он хорош. Вы рискните, вам терять нечего! — И выразительно поглядела на хозяйку.
— Я этот торт наверну, это точно! — добродушно согласилась та. — Не наладятся у нас отношения, а то отец изводится?
— Нет, больше не приду!
Наташа пошла к выходу. Отец засеменил следом.
— Наташа, как у тебя финансовые дела?
— Сколько ребенку ни давай, все мало, поэтому лучше не давать ничего! — И Наташа хлопнула дверью.
Хозяйка тоже вышла в коридор, обняла, прижалась к Борису Ивановичу:
— Борюся, она скоро-нескоро выпрыгнет замуж, все одно станет чужая!
— Для меня она никогда не станет чужая! — печально сказал Борис Иванович.
Наташа спрыгнула со ступеньки троллейбуса, быстро свернула за угол и решительно зашагала к дому, на котором висела вывеска «Булочная-кондитерская».
А по этой самой улице двигался автомобиль «Москвич», совсем старенький, можно сказать древний, битый и перебитый, крашеный и перекрашенный. За рулем сидел волосатый, бородатый парень, а рядом с бородачом ерзал на сиденье Гена, веселый и беззаботный, который увидел Наташу, входившую в булочную, и заорал:
— Вася, тормози!
«Москвич» охотно остановился, потому что в таком возрасте лучше стоять, чем двигаться.
— Сейчас подсадим роскошный кадр! — пообещал Гена. — Я с ней в школе учился.
Наташа вышла из булочной, в руках она держала торт.
— Наташа! — позвал Гена. — Садись, подвезем!
— Вот на этом драндулете? — улыбнулась Наташа.
— На Западе все миллионеры ездят на старых машинах, — ответил Гена, пытаясь открыть заднюю дверцу.
— Не мучайся, она не открывается, — сказал Вася, — надо лезть через переднее сиденье!
Гена вышел из машины, и Наташа через переднее сиденье полезла на заднее.
— Это Вася, — представил водителя Гена, — он из Новгорода.
— Куда везти? — спросил Вася.
— Можно изловчиться и включить заднюю скорость? — спросила Наташа. — Нам надо отъехать назад.
Вася тщетно пытался включить заднюю скорость, раздался скрежет, лязг, тогда Вася принял решение:
— Она не врубается, мы дадим кругаля!
«Москвич» с неожиданной бодростью взял старт.
— У вас налево руль выворачивается? — насмешничала Наташа. — Вы знаете, где лево?
Вместо ответа Вася вывернул руль налево, ловко сделал разворот, и «Москвич» покатил по другой стороне улицы в обратном направлении.
— Давайте опять налево! — весело скомандовала Наташа.
Вася опять вывернул руль, и «Москвич» оказался вновь на той стороне, где булочная.
— Стоп! — закричала Наташа.
Вася остановил машину:
— Так вы же здесь садились!
— Нет у вас глазомера. Я садилась на десять шагов дальше, булочная в соседнем подъезде!
— Мы тебя доставили по назначению, — сказал Гена, — а ты нас за это зовешь на торт!
— Пусти, дай вылезти! — сказала Наташа.
Гена вышел из машины. Наташа через переднее сиденье выбралась на тротуар.
— К себе не зову, много чести! — И исчезла в подъезде.
— Ну? — спросил Гена. — Как тебе этот товарищ?
— Больно лядащая, — ответил Вася, — подарочный набор из одних костей. У нас в Новгороде эти диетные, недокормленные штабелями лежат.
Как только Наташа появилась дома, мать гневно шагнула навстречу:
— Ты была там?
Наташа ловко обогнула мать и направилась на кухню:
— Если я сейчас не поем этого дешевого торта за рубль шестнадцать, я умру. Мама, они пытались меня затортить!
— Значит, ты была там!
— Они пытались купить меня с помощью умопомрачительного самодельного торта!
— Зачем ты была там? — закричала мать.
— Что ты заладила — там-там-там… На экскурсию ходила! — Наташа отправила в рот огромный кусок торта. — Но я там ни крошки не съела, помнишь у Монте-Кристо — в доме врага не едят! Я изошла слюной, у меня температура повысилась до сорока.
— Ты была там, и это предательство по отношению ко мне! Это нарушение всех нравственных норм…
