то здесь власть, комитет по делам печати. Чиновникам комитета вообще управлять не трудно, а тем паче с помощью полиции. Система очень проста. Каждое утро в комитете получают обязательный экземпляр нового номера и по своему усмотрению налагают арест на весь тираж или позволяют распространять.
Но пока экземпляр отнесут комитетчикам на Моховую да вернутся оттуда, на Ивановской ждать не станут. Не зря люди, работающие по двенадцать часов, жертвуют отдыхом и сном. Зато: «Утром, бывало, читаешь сообщение о конфискации номера, и одновременно видишь его в руках рабочих. И для наших товарищей было делом чести доставить на завод именно конфискованный номер», — говорил токарь завода «Айваз» Михаил Иванович Калинин. А поэт «Правды» Демьян Бедный по-своему вспоминал это время:
Перемена названия газеты не собьет с толку читателей. Узнавали по верстке, рабочим корреспонденциям, басням: «Вот она, наша газета! Демьян тут».
И редакторы и читатели «Правды» знают, что в комитете часто идут против собственных законов: присылают полицию арестовать номер прямо у типографских станков, до получения обязательного экземпляра, до перехода тиража в экспедицию. Но и в этом случае удается спасти немало.
Правдисты шутят: «Не было бы счастья, да несчастье помогло!» Газета печатается в той же типографии Березина, где черносотенная «Земщина», меньшевистский, ликвидаторский «Луч», либерально-буржуазный радикальствующий «День». Хорошие соседи! Близкие: клетушки ночных редакций, называемые «телячьими загонами», или чаще одним словом «ночная», размещаются «впритирку» друг к другу. Рядом с двумя комнатками «Правды» — ночная «Луча». Напротив — «Земщины». Этажом выше — «Дня». А в типографии вообще не всякий разберет, где что печатается. И наборщики, зная практику обращения с любимой газетой, прячут «Правду» среди пачек с тиражами благонадежной печати, под те же машины «американки», с которых они сходят.
Нельзя при этом не сознаться, что большевики на редкость неблагодарный народ. Сами же пользуются помещениями соседей, забираясь даже в их экспедиции… и тут же, добра не помня, аттестуют их так, как это сделал Демьян Бедный в стихотворении «Соседка»:
Однако далеко не всегда большевики оказываются такими неблагодарными. Тот же поэт, который унизил «соседку», восхвалил в стихах мальчишек. Обыкновенных разносчиков, что носятся по городу, зарабатывая тычки от городовых. «Под глазом у него синяк. За «Правду», — заканчивается благодарственное слово поэта разносчикам.
Школу распространения «Правды» они проходят элементарно. Забежит какой-нибудь паренек в чайную и крикнет:
— А вот «Вечернее время»!
Ему укажут на дверь:
— Проваливай. Таких газет не читаем… Ты бы «Правду» нам принес!
И ребята начинали не только приносить «Правду», но даже выполнять особые заказы.
— Слушай, друг! Завтра будет статья Ленина. Прихвати побольше, а? Сколько можешь взять?
— Двести?
— Чудак. Мало! Восемьсот не потянешь?
— Денег нету, если только дядя Костя поверит?..
А дядя Костя верит. Он стоит, возвышаясь как монумент, среди тощих, обтрепанных шкетиков в форменных фуражках «Вечернего времени» и той же «Биржевки» и не спеша ведет деловой разговор. Без тени иронии обращается к каждому по имени-отчеству, потому что в каждом видит личность. И личность ценную: друга газеты. Он отпустит в долг. Предупредит о дополнительных трудностях. И если скажет: мол, знаю, не подведешь! — большей награды разносчику не требуется.
Многие ребята облечены доверием дяди Кости еще со времен «Звезды», когда Еремеев, будучи ее официальным издателем, сидел со всем своим штатом в полуподвальчике. Штат: конторщица, переписчик, экспедитор и кассир Анна Никифорова, да та же стая воробышков во фланелевых шинелях тянули все распространение.
Как изменились дела за короткий срок! После Пражской конференции, когда было решено создать новую рабочую газету, Полетаев встретился в Лейпциге с Лениным. Дядя Костя и Николай Гурьевич взялись за нелегкое: надо было подобрать будущих сотрудников, сочувствующих большевикам наборщиков, обеспечить издание бумагой, подходящей типографией, удобочитаемыми шрифтами. А кроме того, деньги, деньги и опять деньги…
И вот — одолели. С помощью массовых сборов среди рабочих, особенно выросших после трагических событий на Ленских золотых приисках, фонд новой газеты сложился. После объявления в «Звезде» о выходе новой газеты приток одних только рабочих копеек увеличился втрое, вырос в большие тысячи. Дяде Косте тогда пришлось отбиваться от пришедших в негодование ликвидаторов: они выступили в меньшевистской газете «Живое дело» с протестом и требованием, чтобы полученные «Звездой» деньги поступали и на издание новой меньшевистской «бесфракционной» рабочей газеты. Еремеев отвел эти претензии в статье, в которой говорил, что рабочие сами знают, какая им нужна газета и куда посылать собранные на нее деньги.
Теперь все это позади и трубка дяди Кости давно дымит на Ивановской поистине «во всю ивановскую». Помещение не ахти какое. Трехкомнатная квартирка под крышей (а крыша течет: домовладелец нарочно не чинит, выживает в угоду градоначальнику и полиции). Но тут все же неизмеримо лучше, чем было первоначально на Николаевской или Ямской. А как разрослась редакция! Увы, старого «основного штата» — Ани Никифоровой — здесь нет. Арестована. Но зато теперь есть издатель, редакторы, заведующий конторой. И все это не в одном лице. Есть и секретарь редакции. Пишет под псевдонимом Н. Симбирский. Она же «товарищ Наташа», а в иных городах известна как «Вера» или «Екатерина». Это Конкордия Николаевна Самойлова. Никто не минует ее секретарской комнатки, внимательного взгляда ее карих, под тяжелыми веками глаз. Стол ее завален материалами, которые издали могут показаться просто мусором; серая оберточная бумага заполнена каракулями малограмотных корреспондентов. Сами же они постоянно толпятся вокруг этого стола. Здесь не только авторы. Но еще и конфликтующие, жалобщики, просто нуждающиеся в добром совете, представители больничных касс, профсоюзов, наконец, штрейкбрехеры, которых рабочие бойкотируют беспощадно.
Завели порядок: пусть публично, на страницах «Правды» попросят прощения, тогда будем разговаривать…
И вот стоит такой перед Конкордией Николаевной, чуть ли не со слезами на глазах:
— Не откажите… Христа ради!
