Сигманец редко появлялся прежде, чем «гости» снимут скафандры и разложат свой багаж. Ивонна управилась быстро. Работать в невесомости оказалось для нее не так уж и трудно. Может, она и «синий чулок», но в любом случае она хорошо плавала и недурно играла в теннис.
Было тепло, уютно, пахло чем-то пряным. Абсолютная тишина (бесшумная работа системы вентиляции оставалась для людей загадкой) лишь усиливала сверхъестественное ощущение полета. Ивонна подавила невольное желание поупражняться в акробатике, равно как и желание выкурить сигарету. Нужно было работать. Она проверила камеру и записывающую аппаратуру, которая была установлена здесь еще до нее и работала в непрерывном режиме. На кассете оставалось еще довольно много ленты. Впрочем, записана там наверняка такая же ерунда, как и на всех предыдущих.
«К черту кассеты! — подумала Ивонна. — Не может же сигманец вечно торчать под прицелом нашей аппаратуры! Звездолет, видимо, целиком самоуправляем, не то что наши корабли. Я, пожалуй, могу себе представить, что этому существу надоело заниматься планетологическими исследованиями и захотелось просто развлечься. Я даже готова понять его желание делать перерывы и ограничивать время нашего пребывания у него „в гостях“. Но почему он не подходит к камере, чтобы попытаться найти общий язык? Укажи на рисунок или на фотографию, или на что угодно, просвисти что-нибудь, напиши слово. Чего только не перепробовали! Тыкали себя в грудь и говорили: „Человек“, показывали схему Солнечной системы, периодическую таблицу элементов, модель молекулы воды. Все без толку! Похоже, сигманец отказывается брать земные образцы, потому что ему и так все ясно.
А может, они опасны для него? Но мы ведь приняли все меры предосторожности, никакой опасности нет! Ведь организм, функционирующий на левых аминокислотах и на правых сахарах, не может ни съесть нас, ни заразить. Равно как и мы его! Куда приятней гипотеза о том, что сигманский звездолет здесь не впервые. Ведь чтобы построить такой совершенный корабль, необходимо пройти длинный путь технического развития. Быть может, поскольку наше Солнце — одна из ближайших к нищ звезд, все необходимые сигманцам научные исследования Земли они произвели десять тысяч лет назад. Или тысячу. Тогда мы не могли их обнаружить. Быть может, радиоизлучение Земли вновь привлекло их внимание? Может, этот сигманец просто антрополог или культуролог? Тогда почему он не ведет себя соответствующим образом? С другой стороны, если, скажем, люди его не интересуют вовсе, зачем ему вообще принимать нас?»
Все эти рассуждения, отшлифованные от бесконечного повторения, промелькнули в голове Ивонны, словно мелодия, от которой невозможно отвязаться. Ей нужно было сосредоточиться на своей работе. Однако когда с помощью присосок ей наконец удалось укрепить на куполе свою аппаратуру и пристегнуть себя к алюминиевой раме, тоже укрепленной на присосках, нахлынули новые мысли, и Ивонну охватило нетерпение.
Появился сигманец!
Даже усилием воли было трудно подавить приступ легкой тошноты, который вызывало это зрелище. Многим телезрителям, впервые увидевшим его на экране, пришлось совсем худо. Стало принято говорить, что мы в глазах сигманца столь же отвратительны, как и он в наших, равно как и то, что такое зрелище лишний раз показывает нам, сколь по сути невелики отличия между человеческими расами. Но это обстоятельство мало кого убеждало.
Один шутник назвал сигманца помесью слизняка и сосновой шишки. Это еще слабо сказано! Около трех метров высотой, метр тридцать шириной. Тело сигманца представляло собой гибкий эллипсоид, обшитый прямоугольными пластинами бронзового цвета. Эти пластины крепились независимо друг от друга, в три уровня, с перекрытием. Когда сигманец вытягивался, камера фиксировала проблески, которые исходили от защищенного чешуей тела сигманца — губчатой черной массы.
Симметрия была полной: посредине четыре покрытые чешуей ноги, дисковидные, перепончатые ступни, по паре рук с каждого конца. Таким образом, у сигманца не было ни переда, ни зада — одинаково успешно он двигался и «вперед» и «назад», равно как и «работал». Каждая рука имела плечевой сустав, локоть и запястье, на этом сходство с рукой человека заканчивалось. Словно клешни краба, его руки были покрыты твердым бурым панцирем. Сходство с ракообразным подчеркивали две пары челюстей с каждого конца. Ими можно было перекусывать и перетирать пищу. Однажды зафиксировали, как сигманец ест. Клешни разминали то, что, видимо, служило пищей, затем помещали размельченную массу на губчатое тело, где та подвергалась воздействию чего-то вроде сильной желудочной кислоты, после чего масса всасывалась прямо через руки. Кроме того, на клешнях имелось по шесть коротких щупальцев, которые прекрасно служили пальцами, но, на взгляд человека — ни дать ни взять змеи!
А еще по всему телу между чешуйками торчали тонкие усики, которые могли втягиваться. Вероятно, это были органы чувств не вполне ясного назначения, если не считать четырех из них, несомненно являвшихся глазами.
Пластины постоянно поблескивали, но не просто влагой, а густой сочащейся слизью, наводившей на мысль об испражнениях.
Свое отвращение Ивонна держала при себе.
— Привет! — бодро сказала она и улыбнулась, хотя прекрасно знала, сколь бесполезна ее улыбка.
Существо неуклюже протиснулось между двумя растениями, и два немигающих черных глаза на тонких усиках уставились на Ивонну. Позади него заклубилось облачко пара, на листьях образовались капельки воды и скатились вниз, сверкая, словно маленькие звездочки.
Сигманец что-то прогудел, так что слышно было снаружи. Автоматически сработал фонограф. Ивонна подумала, какая уйма времени была потрачена впустую на изучение этих фонограмм. Над ними бились сотни ученых, в том числе и сама Ивонна.
Перед ней стоял микрофон, от которого шел провод к укрепленному на стене звукосинтезатору. Этот прибор мог воспроизводить элементы сигманской речи — если, конечно, то была речь — и комбинировать эти элементы.
Для верности Ивонна краем глаза взглянула на записи, набросанные в планшетке, и отчеканила первую из приготовленных фраз. Синтезатор выдал мешанину звуков, напоминавших совместное звучание баса и дисканта, поддержанное дружным чириканьем и свистом.
«Сработает ли?» — подумала Ивонна, еле сдерживая сердцебиение.
Глаза сигманца поднялись вертикально и застыли.
Ивонна проиграла вторую фразу. Сигманец широко расставил клешни. На сей раз его реакция превзошла все результаты, полученные ранее. Ивонна подождала, пока звуки стихнут, затем достала из планшетки пачку фотографий и рисунков. На первой картинке был изображен обнаженный мужчина. Ивонна вновь проиграла последнюю фразу.
Та же фраза с легкими вариациями сопроводила картинку с женщиной. Третья версия — картинку с изображением смешанной группы людей. Сигманец выпрастывал из-под чешуи один усик за другим. Может, ее идея наконец сработала? Может, он сообразил, что она предлагает ему слова, означающие «человек- самец», «человек-самка», «люди»?
Сигманец вдруг зашевелился и исчез из виду. Ивонна ждала, вне себя от радости. Вскоре сигманец вернулся, волоча некий шаровидный предмет.
«Проектор! — вспомнила Ивонна. — Господи! Он же года два его не вытаскивал!»
Перед ее глазами прямо в пространстве замелькали цветные объемные формы, кривые, зигзаги. Картинка постоянно менялась, переливаясь, словно бегущая вода. Тем временем сигманец верещал, урчал, водил усиками, словно дирижировал, и наконец выпустил довольно сильную струю желтой жидкости.
Ивонна помотала головой. Полный провал! Удар ниже пояса!
— Я не понимаю! — произнесла она пересохшими губами.
Сигманец застыл, стало тихо. Затем, убрав почти все усики, он показал с помощью проектора красную полосу, которая своим острым концом указывала на него. Он ждал. Ивонна запустила фонограмму. Тот повторил ее. Полоса переместилась, указывая на Ивонну. Та пустила фонограмму «женщина» и услышала, как сигманец повторил ее.
На мгновение в глазах Ивонны потемнело. Она едва не расплакалась — от счастья! Три года спустя пришелец наконец пошел навстречу и готов приступить к поиску общего языка!
Повернув голову, Ивонна увидела, как в отсек вплывает ее коллега, облаченный в скафандр, и
