что он был одиночкой.
На протяжении христианской истории изучение писем Павла толкало богословов на радикальные перемены и решительные шаги [Маркион, Августин (против Пелагия), Лютер, Барт]. При этом они часто проецировали современные им ситуации на жизнь Павла. Однако здесь есть опасность анахронизма (см., например, K. Stendahl): скажем, Лютер был поглощен проблемой греха и вины, и по аналогии с этим осмыслял дохристианское прошлое Павла[61]. В Гал 2:9 Иаков, Кифа (Петр) и Иоанн подают Павлу руку общения, а 1 Кор 15:3–11 говорит, что Павел един с Кифой, Двенадцатью, Иаковом и всеми апостолами в проповеди и вере. Возникает вопрос: не стали ли более поздние авторы, видя определенную гармонию между Петром и Павлом (Деян, 1 Клим5:2–5) и с долей доброжелательности описывая проблемы, которые возникали между ними (2 Петр 3:15–16), делать образ Павла более «домашним» и излагать мнение, что он не был враждебно настроен и изолирован от других[62]?
(4) Создал ли Павел высокую христологию? В некоторых направлениях либеральной мысли Иисус представлен как простой иудейский крестьянин реформистского толка, обличитель ханжества и религиозных стереотипов. Также можно услышать, что Павел эллинизировал традицию, сделав Иисуса Сыном Божьим, и тем самым основал христианство. Конечно, мало, кто из ученых выражает этот контраст так грубо, но многие считают Павла творцом высокой христологии. Однако вряд ли Павел наделил Иисуса такими титулами, как Сын Божий и Господь (в абсолютном смысле): они были заложены уже в палестинском (или даже семитоязычном) христианстве[63] . Более того, в центральном направлении библейской критики заметна тенденция видеть значительную преемственность между христологией, существовавшей при жизни Иисуса, и христологией Павла (см. BINTC).
(5) Каков богословский центр Павлова богословия? Хотя большинство ученых согласны, что Павел не создавал цельной богословской системы, продолжаются споры относительно того, где искать центр его богословия. Деятели Реформации усматривали такой центр в оправдании верой; эта точка зрения нашла своих сторонников и во второй половине XX века (например, Э. Кеземан — с оговорками). Ф. Х. Баур подчеркивал антитезу между человеческой плотью и божественным Духом. Бультман делал упор на антропологию: Павел говорит о связи между людьми и Богом, и можно разделить «человека до откровения веры» и «человека в вере». Многие экзегеты, которые не вбивают клин между Павлом и иудаизмом, считают важным понятие истории спасения[64]. Becker подчеркивает иудейский апокалиптический контекст: явление Христа как завершение и окончание истории. Fitzmyer предпочитает понятие не «апокалиптики», а «эсхатологии», и говорит о христоцентрической сотериологии: Христос распят и воскрешен ради нашего освящения. Каждый из этих взглядов по–своему справедлив, но надо понимать, что они суть научные конструкты, а сам Павел вряд ли четко формулировал «центр своего богословия». Пожалуй, с учетом того, что Павел писал о своем благовестии, правильнее всего говорить о его христоцентризме (см. Рим 1:3–4; 4:24–25).
(6) Существует ли у Павла некое центральное повествование) Иногда предпочитают искать не центральную богословскую тему, а центральное повествование. Коль скоро иудаизм имел базовый рассказ о том, как Бог избрал и призвал Израиль через Моисея (рассказ, который объединял фарисеев, саддукеев, ессеев и националистических экстремистов), некоторые экзегеты считают логичным предположить, что и у христиан был базовый рассказ: он по–новому говорил об избрании Израиля — через повествование о служении, распятии и воскресении Иисуса. Если такой рассказ имел место, он должен был составлять содержание проповеди Павла, когда тот впервые приходил в какое?то место[65]. Соответственно, письма Павла предполагают знакомство читателей с этим «рассказом» об Иисусе — рассказом, который в письмах уже мало объясняется.
Что ж, во многих отношениях это звучит здраво и более убедительно, чем попытки сделать из Павла систематического богослова.
(7) Что Павел имеет в виду под «праведностью» и «оправданием»} Со времен Реформации экзегеты много спорят о «праведности» (dikaiosyne) в письмах Павла. Как мы уже сказали, некоторые считают это понятие центральным для Павла, хотя оно отсутствует в самом раннем письме — 1 Фес[66]. (Возможно, Павел не сразу придумал термин «оправдание», но нашел его в ходе полемики с иудео–христианскими миссионерами в Галатии.) Неоднократно Павел пишет о «праведности Бога». Подкрепленная кумранскими текстами, широко признана точка зрения, что перед нами аллюзия на то, как в иудейской апокалиптике описывается милость Божия в контексте суда. Для Павла «праведность Божья» означает могущественное спасительное действие Бога через веру в Иисуса Христа. И еще речь о том, что свершилось во Христе: оправдание (dikaiosis; глагол — dikaioun — «оправдывать»), то есть связь людей с Богом, осуществленная посредством милостивого деяния Божьего во Христе, не заслуженного людьми. Теперь люди предстоят Богу оправданные и невинные.
Во времена Реформации начались большие споры: следует ли считать, что Бог просто объявляет людей праведными (часто так думали протестанты) или действительно делает их таковыми, преображая их (католическая позиция). Однако это предполагает разграничение, которого сам Павел мог не проводить[67].
(8) Как девтеропаулинистские писания вписываются в общую картину? Девтеропаулинистские писания — это 2 Фес, Кол, ??, 1 и 2 Тим, Тит[68]. Если они не написаны Павлом, были ли они все написаны его учениками, представляя собой пример подлинной преемственности? Не объясняется ли различие в акцентах (по сравнению с бесспорными письмами Павла) изменением обстоятельств? Излишний энтузиазм относительно близкого конца, возможно, объясняет корректировку акцентов в 2 Фес; Кол и даже Еф можно рассматривать как развитие Павловой концепции тела Христова в свете более широкого понимания церкви в конце I века. Некоторые исследователи считают, что особое значение, придаваемое церковной структуре в Пастырских письмах, столь чуждо интересам Павла, что эти письма — измена Павловым установкам. Однако для Павла вопрос о долговечной церковной структуре, наверное, просто еще не был актуальным, поэтому говорить об измене вряд ли оправданно. Автор Пастырских писем считал свои идеи достаточно близкими к взглядам Павла, чтобы использовать его имя. Есть ли у нас достаточно аргументов, чтобы возразить? Этот вопрос будет далее обсуждаться в главах 25 и 30.
Руководства по изучению (расположены по тематическому принципу): Metzger, В. М., Index to Periodical Literature on the Apostle Paul (Grand Rapids: Eerdmans, 1960); Mills, W. E., An Index to Periodical Literature on the Apostle Paul (Leiden: Brill, 1993); Francis, F. O., and J. P. Sampley, Pauline Parallels (Philadelphia: Fortress, 1975 — параллели между письмами); Ellis, ?. ?., Paul and His Recent Interpreters (Grand Rapids: Eerdmans, 1961); Wedderburn, A. J. M., '…Recent Pauline Christologies,' ExpTim 92 (1980–1981), 103–108; Sabourin, L., 'Paul and His Thought in Recent Research,' Religious Studies Bulletin 2 (1982), 63–73, 117–131; 3 (1983), 90–100.
Aageson, J. W., Written Also for Our Sake: Paul and the Art of Biblical Interpretation (Louisville: W/K, 1993).
Banks, R., Paul's Ideas of Community: The Early House Churches (2d ed.: Peabody, MA: Hendrickson, 1994).
Barrett, C. K., Paul: An Introduction to His Thought (Louisville: W/K, 1994).
Becker, J., Paul: Apostle to the Gentiles (Louisville: W/K, 1993).
