повелитель.
К восстанию их подстрекал Энде Квеннсалах, король Лагини. Между его народом и семьей Ниалла издревле существовала вражда. Около трехсот лет назад Тотуал Желанный напал на Миду и большую его часть присоединил к Лагини. Тем не менее король Лагини женился на дочери Тотуала, а когда она ему надоела, упрятал ее в надежное место и, сообщив всем, что она скончалась, женился на ее сестре. Когда вторая жена случайно узнала, что ее сестра жива, обе умерли, поскольку не могли снести павшего на них позора кровосмешения. Рассвирепевший Тотуал напал на Койкет Лагини — убивал, грабил, сжигал все на своем пути, пока несчастные не сдались. Он назначил цену: через год они должны были платить ему дань, которую стали называть борума.
Она включала в себя коров, свиней, одежду, бронзовые и серебряные изделия и была так велика, что Лагини совершенно обнищал. В скором времени ее отказались платить. С тех пор требования королей Кондахта и Миды удовлетворялись редко, и то только под угрозой меча и после жестокой войны. Их возненавидели на долгие годы.
Энде, постоянно докучавший Темиру, понял, что у него есть возможность разгромить своего врага. На третий год Ниалл решил отомстить.
Их армии сошлись в южной части реки Руиртек. В тот день над долиной нависли тяжелые тучи, небо приобрело свинцовый оттенок. Обрушившиеся потоки воды омывали раны воинов и мертвые тела; вскоре налетел пронизывающий ветер. Среди сумрачных красок лишь сверкало золото доспехов и алела кровь. Крики, рев труб, цокот копыт, топот ног, дребезжание колес, лязганье оружия постепенно стихли. Но ветер по-прежнему бушевал.
Колесница Ниалла рванулась вперед по густой, но скользкой траве; Катуэлу, возничему, потребовалось призвать все свое умение, чтобы она не перевернулась. Позади него в трясущейся, шатающейся колеснице стоял король, с кошачьей ловкостью сохранявший равновесие. Ниалл рычал, разил мечом, наносил удары, высоко вздымался красный от крови наконечник его копья, это был знак его последователям. Он сам был как знак, как направляющая комета. Светлые волосы выбились из-под шлема, семицветный плащ развевался на широких плечах, сафьяновая туника сияла золотом и янтарем. В пылу битвы его красивое лицо исказилось, голубые глаза сверкали. Рядом бежали гончие; они прыгали, лаяли, рычали, выли. Он казался таким же животным, как они; он был похож на восставшего из земли бога войны Лага. К нему приближалось много храбрецов, которые потом позорно бежали от его карающей руки, стеная и внося панику в ряды своих товарищей.
Ниалл остался вождем, осторожным и знающим. Он проложил путь остальным колесницам. Рядом с ним оказался Домнуальд, второй сын его королев. Ему было не более пятнадцати лет, этот бой был для него первым. Благодаря каждодневным упражнениям Домнуальд сохранял равновесие, при этом нанося точные удары. Светлые, как у отца, волосы падали на нежное, как у девушки, лицо. О, Бригита, мать любви, как он напоминал Бреккана, который умер у него на руках под стенами Иса!
Старшие сыновья, несмотря на раны, были неутомимы, как жеребцы, и горделивы, как орлы. Несколько знатных воинов тоже ехали на колесницах. Большинство из них, вооруженные мечами, копьями, топорами, алебардами, пращами, под свист стрел шли за своими начальниками. Грохот боя перекрывал шум дождя и завывание ветра. В небе кружили вороны — птицы Морруигу, слетевшиеся на пир.
Воины Лагини сопротивлялись яростно. Они были экипированы, как и солдаты Ниалла, и, возможно, их было не меньше. Большинство из них дрались, как звери, но не смогли одолеть войско Ниалла. Еще не кончился день, а часть из них полегла, других взяли в плен, трупы остальных остались на поле брани.
III
Энде послал гонца с предложением о перемирии. Ниалл принял его — поскольку посланник считался неприкосновенным — и дал согласие. Встретиться решили недалеко от места битвы, у дома короля туатов.
Днем, когда начало темнеть, Ниалл и его воины зажгли факелы. По углам заплясали косые причудливые тени. В глазах людей, в чашах отражался яркий свет. Вдоль стен стояли скамейки. Старшие военачальники сидели на стульях, остальные расположились на глиняном полу. Чаши передавали из рук в руки. Веселье было в полном разгаре.
— Ты нам споешь, Лейдхенн? — спросил Ниалл.
— Конечно, — ответил поэт. Он всегда сопровождал армию и наблюдал за происходящим, слагая потом песни. Это считалась так же почетно, как и участвовать в сражении. Что толку в подвигах, если они не останутся в памяти людей и слава о них улетучится как дым? — Только я попрошу вас немного подождать.
— Почему? — удивился Ниалл. Гул голосов стих, лишь дождь громко стучал по соломенной крыше.
Лейдхенн сделал неопределенный жест. Это был крепкий мужчина, с густыми всклокоченными волосами и бородой, аккуратно одетый. Он внушал благоговейный страх — главный королевский певец, бывший ученик Торны Эсеса из Муму.
— Вам известно, что я, так же как вы, привел на войну своего сына. Домнуальду предстоит стать блестящим воином, я же обучаю Тигернаха своему искусству. Не желаете ли послушать сочинения мальчика? Они еще по-детски наивны, но искренни, и я думаю, что достойны вас.
— Мы с радостью послушаем, — милостиво разрешил Ниалл.
Тигернах встал. Он был почти ровесником Домнуальда, а телосложением походил на отца: темноволосый, со спокойным выражением лица, на котором начали пробиваться усики. Он негромко, но очень искусно заиграл. Из арфы полилась чистая мелодия, голос его окреп:
— Наш господин, победивший лагини, в бою сверкал, подобно звезде…
Его стихам не хватало утонченности, тропы получились разрозненными и отличались напыщенностью, заставившей солдат слегка поморщиться. Однако стихи были сложены правильно, и по ним было ясно, что мальчик со временем обещает стать смелым поэтом. Ниалл поблагодарил его и подарил серебряную брошь. Тигернах покраснел так, что это стало заметно даже в темноте, пробормотал ответные слова благодарности и сел. Лейдхенн светился от гордости.
Стихи Тигернаха, разумеется, не шли ни в какое сравнение с песнями отца — возвышенными, завораживающими, от которых трепетала и сжималась душа. От волшебных песен Лейдхенна по щекам воинов заструились слезы, они сжимали кулаки, их взгляды устремлялись далеко за пределы этого мира.
Между тем подъехал король Энде в сопровождении дюжины родовитых военачальников. Стражники попросили его подождать, пока Лейдхенн закончит песню и получит вознаграждение. Молодые воины Энде зароптали.
— Тихо, — сказал король, — это справедливо. Никогда не выказывайте неуважения к жрецу и поэту. Таков закон всех мужчин.
Он мрачно посмотрел вдаль. Дождь и туман мешали определить местонахождение лагеря захватчиков, но он отчетливо слышал их неистово-радостные возгласы. Неподалеку слуги готовили великолепный ужин, чуть подальше на полях паслись стада.
Наконец стражники позволили гостям войти. Когда воин объявил о приходе Энде и вошел сам король лагини, Ниалл не встал и даже не преклонил колено, однако, как и подобает, предложил гостям сесть на приготовленные для них места и распорядился подать им полные чаши с вином, чтобы они утолили жажду. Слуги сняли с гостей верхнюю одежду и принесли им сухую, чтобы те согрелись.
— Итак, — сказал Ниалл, — вы согласны заключить мир?
— Скоро выяснится, — ответил Энде. Это был худой человек, с седыми волосами и бородой.
— Давайте сначала получше узнаем друг друга, — сказал Ниалл и сделал знак Лейдхенну, чтобы тот оказал им честь и представил жителей Миды.
— Никогда еще у меня не было более скорбного дня, — сказал Энде. — Но позвольте представить вам моих сыновей.
Он подошел к одному из них. Юноша был почти одного возраста с Домнуальдом и Тигернахом, стройный, миловидный, у него были густые черные волосы, белая кожа и голубые глаза. Для него тот бой тоже оказался первым.
— Эохайд, самый младший из тех, кто со мной воевал. Но дома остались его братья, им еще предстоит подрасти.
