Дахут повернулась и указала пальцем на правый берег.
— Плыви туда, — сказала она.
— К Гаромагусу? — ужаснулся он. — Нет, там руины. Я не могу вас туда отвести.
Она поднялась. Наброшенный на худые плечи плащ трепетал, словно пытаясь взлететь и приказать холоду и северным огням: повинуйтесь! Вам приказывает Лер!
Он огляделся. Помощи ждать неоткуда. Опередившие их яхты сменили курс и рвались к земле. Отставшие были далеко. На их маленькое судно никто не обращал внимания. Король, без сомнения, их заметил, но его яхта стояла в конечном пункте.
— Христос, помоги мне, — взмолился он. — Я не должен подвергать вас опасности, принцесса.
При имени Христа она усмехнулась.
— Я слышу в ветре голос Лера, — сказала она ему. — Тебе нечего бояться. Я должна кое с кем здесь встретиться. Рули к берегу или навеки станешь моим врагом.
Он сдался, в душе кляня себя за слабость.
— Вам лучше поторопиться, — сказал он ей. — Иначе подумают, что с вами что-то случилось, и отправятся на поиски.
Она улыбнулась, чтобы его приободрить.
— Мы скоро их догоним. Я никогда не забуду, что ты для меня сделал, Карса. — Она вздрогнула и добавила: — И боги тоже не забудут.
Стараясь не поддаться страху, он сменил курс. К его удивлению, лодка поддалась легко; он на это не рассчитывал. Странно, подумал он, никто не заметил нашего отсутствия.
Пройти мимо островка казалось невозможным. К тому же он не надеялся найти там подходящую пристань. Он причалил только на востоке. Свернув парус, он спрыгнул на песок и вытащил лодку на берег. Затем подал руку Дахут. Но в этом не было необходимости.
Лицо ее было бледно, глаза расширились, она дрожала.
— Подожди здесь. Я скоро вернусь, — сказала она срывающимся голосом.
— Нет, — возразил он, переходя на латынь, — я не отпущу вас одну. Нет. К кому вы идете?
— Не знаю, — прошептала она. — Меня зовут. — Она остановила его и крикнула: — Стой здесь! Я должна пойти одна! Если ты не послушаешься, я прокляну тебя именем Белисамы, Тараниса и всемогущего Лера!
Над дюнами закатилось солнце, шелестела трава. Она ушла. В вышине пролетел баклан.
Карса машинально бросил якорь. Что он еще мог сделать?
Что еще? Это было, как удар молотом. Она забыла, что он не язычник, чтобы трепетать перед демонами, которых она называет богами, или бояться ее детских угроз. Он римлянин. Здесь может прятаться кто угодно. Он пойдет за ней и защитит. Он пожалел, что не прихватил пращу. Однако на поясе есть нож, а лодке — крюк.
Конечно, скорее всего, здесь никого нет, кроме призраков и дьяволов. Хорошо бы она не узнала, что он ее ослушался. Он будет осторожен… Начало смеркаться. Подул холодный западный ветер. Он набрался смелости и двинулся вперед.
Ее следы четко отпечатались на песке, образовав улочку шагов; она прошла по глиняным черепкам и кирпичам; он — тоже. Карса жадно запоминал все, что его окружает. Время давно скрыло остатки костров и крови, но пощадило человеческие следы. Стены вокруг пустого пространства терпеливо глодал лишайник.
Он заметил ее у устья реки, как только обогнул дом. Она стояла на коленях в серебристо-серой траве. Он скрылся за песчаной стеной и одним глазом стал наблюдать за ней. Сквозь завывания ветра, журчание ручья и грохот океана до него донесся ее голос.
Рядом с ней был тюлень цвета темного золота. Она обнимала его руками за шею, прижавшись лицом к его морде. Он услышал, что она плачет. Тюлень что-то тихо мурлыкал. Он не знал, что эти морские создания могут издавать такие звуки. Он гладил ластами локоны Дахут.
Боже милосердный, так вот чей голос звал ту, которая была так жизнерадостна в начале дня. Карса сжал лодочный крюк так, что побелели суставы пальцев. Он уже был готов броситься на бездушное существо и спасти Дахут.
Но она запела. Голос был высокий и тихий; он с трудом расслышал его в шуме ветра, грохоте прилива и курлыканье птиц. Однако он знал, что она поет по-исански; печальной была песня, которую пела самка тюленя.
Любимая Херкен, послушай меня,
Я хочу тебе что-то сказать:
Наконец я пришел, чтоб увидеть тебя
И проститься с тобой и обнять.
Ну так слушай меня:
Ухожу я в поход,
Это не было миражом.
Ты была мне ребенком,
Что в сердце живет,
А я был твоим божеством.
Ты примчалась туда зимней ночью одна,
Где бушуют злые моря.
Ты ребенок, которого любит судьба,
А я где-то вдали от тебя.
Ах, морское дитя, поцелуй же меня,
Мы опять уходим в поход.
Мы предвидели это все и всегда.
А кто сердце мое разорвет
Появился вчера, появился вчера,
Его с Севера ветер принес.
Карса ушел. В лодке он помолился Христу. Вернулась Дахут. Лицо весталки было безжизненным, как маска. Таким же бесцветным голосом она приказала ему отплыть и отвезти ее на праздник.
IV
«Оспрей» подошел на веслах к расставленным накануне неводам. Их несло течением, корабль отплыл назад и зацепил трал. Курс пролегал мимо Козлиного мыса, через Римский залив.
Небо затянулось дымкой, солнце стало тусклым, воздух — колким. Поднявшийся ветер погнал корабль на запад.
Маэлох ругался. Вода стала серо-зеленой. На ней появились белые барашки. На востоке, у горизонта темнела земля, на западе она была еще ближе; через пять лье он заметил скалы мыса Ванис, которые ему предстояло обогнуть. Широко расставив на качающейся палубе ноги, он крикнул:
— Похоже, придется сесть на весла.
Капитан направился к банкам. Один из моряков рассмеялся:
— Зато владельцам яхт везет больше.
— Зато не везет их гребцам, — сказал другой.
— Хватит, — приказал Маэлох, — оставьте свои разглагольствования для Нагона Демари. Королевы, король, суффеты такие же жители Иса, как и мы с вами… Пойдем против ветра, покуда хватит сил, мы должны выбраться.
Моряки двинулись к шкотам, чтобы опустить парус. Он поднял руку.
— Нет, подождите.
Он подошел к борту. От залива кто-то плыл в их сторону.
— Тюлень, — сказал один из моряков. — Сейчас он попробует моей рогатки.
Эти животные были священны, но и они порой не избегали рыбацких сетей.
— Нет, — сказал Маэлох. — Я знаю его. Видите эту золотистую шкуру? Это любимица принцессы Дахут. — Вспомнив, свидетелем чего ему довелось быть, он украдкой, чтобы не заметили другие моряки, начертил для безопасности большим пальцем знак молота.
