— Да.
А Ланарвилис ответила:
— Ты ведь знаешь, что мне можно доверять. Король сделал еще один большой глоток, а потом крепко сжал кубок, словно это был край обрыва, и сказал:
— Отлично. Мир между Стилихоном и Алариком — это всего лишь лоскутное одеяло. Он не может тянуться бесконечно. Стилихон заключил соглашение из необходимости. В Африке назревают неприятности, и он должен как можно лучше защитить свои тыл, пока пытается решить там свои дела. В Британии командующий завершает кампанию не потому, что епархия получена, а потому, что на юге ему нужны войска. Они нужны ему для обороны от Восточной империи так же, как и от любых варваров. Тем временем Аларик со своим родом ждет только момента, когда он узнает, какой из двух Римов ему атаковать в первую очередь. Стилихон отдает себе в этом отчет. Он рассчитывает, что в ближайшие несколько лет призовет с границ еще больше солдат. В частности, Британия может лишиться союзников
— Ты уверен? — Прошептала потрясенная Ланарвилис.
Грациллоний резко кивнул.
— То, что я вам сейчас рассказал, в принципе, было бы довольно просто понять, если б вы немного поразмыслили над ситуацией. Такие моменты, как африканский вопрос или ожидание переправки легионеров, — все скрыто в письмах к высшим должностным лицам. Стоящие ниже умудряются их прочесть и ради собственной безопасности пускают словечко по ими же сплетенной сети. Двое или трое передали их слова мне. Хотя, в общем-то, неужели это такая неожиданность? Разве это не примерно то, чего мы для себя ожидали?
Королева вздрогнула. Сорен сморщился. Грациллоний продолжал:
— Будьте же вы дальновиднее в интересах наших детей и внуков. Если Рим падет, скотты и саксы хлынут в Британию, франки со своим родом в Галлию. Они расплодятся, как тараканы. А тут Арморика, малонаселенная и незащищенная. Сколько Ис протянет в одиночку на заброшенной оконечности полуострова?
В комнате воцарилось безмолвие. В окне сгущалась ночь. Пламя на свечах оплывало.
Наконец, склонив голову, Ланарвилис пробормотала:
— Твое слово непреклонно. Я посмотрю, какие у тебя там документы, но — да, пожалуй, надо подумать, как мне завтра изменить позицию.
И тут Сорен ударил по подлокотнику стула:
— Но ведь ты отдаешь Риму корабли! — воскликнул он, — Риму!
— Как же нам тогда их вообще построить? — Усталым голосом ответил Грациллоний. — У меня есть еще одно тайное предупреждение. Император-ребенок Гонорий жаждет каким-то образом отстоять свои права. Его опекун Стилихон желает ему угодить, если соглашение будет такое, какое позволит Рим. На самом деле Стилихон был бы рад любому движению, которое свяжет Запад, Восток, а также варваров. Подавить восстание в Исе было бы легче, чем изгнать языческих варваров в Корвилоне. Нет, мы не должны давать никаких оснований нас обвинять. А также быть слишком нужными Риму, чтобы не стать для него жертвенными животными.
Сорен выругался. Сразу после ужина он ушел.
— Мы достаточно поговорили, — сказал он, — лучше пойду домой.
Грациллоний метнул на него взгляд. Король своевременно отправил посланника сообщить жене Сорена, что его в этот вечер не будет.
— Я хочу… всем этим заняться, — продолжил Картаги и сердито добавил: — Я отвечаю за свои слова. Завтра я уговорю Совет внимательно рассмотреть твое предложение, изучить пути и средства. Но мне необходимо подобрать формулировки, тем более после той позиции, что я занял сегодня, да ведь? К тому же не забывай, что я еще не уверен в твоей правоте, но одно я знаю точно: не верю, что нам необходимо все, чего ты добиваешься. И все же доброй ночи, Граллон.
Он взял Ланарвилис за руку и чуть склонился.
— Доброго тебе отдыха, госпожа, — тихо проговорил он. Выпустив руку, он быстро заковылял к выходу по мозаичному полу атрия. Слуга поспешил открыть и кликнул мальчика, чтобы тот осветил уходящему дорогу…
— Приятных тебе сновидений, Сорен, — вздохнула ему вслед Ланарвилис.
«Плодотворные это были часы, — подумал Грациллоний, — а в завершение мирная трапеза». Он почти добился согласия, на которое рассчитывал. Дальше будут другие маневры, торги, компромиссы… В результате он мог получить лишь половину того, о чем просил, вот почему и просил так много… Может случиться так, что работа начнется вообще через год, поэтому он и говорит об этом так рано… «Да, — подумал он, — время сделало из грубоватого солдата истинного политика». И вдруг осознал, что думает на исанском языке.
Его пристальный взгляд вернулся к Ланарвилис. Он еще раз отметил: к ней время было менее благосклонно. Но она была и старше его на дюжину лет…
— Ты тоже хочешь уйти? — обронил он в тишину, которая показалась ему затянувшейся. — Я вызову охрану…
— Ты устал? — прозвучало в ответ.
— Нет. Все равно не высплюсь. Если у тебя есть еще желание поговорить, то я… я всегда ценил твой совет, Ланарвилис.
— Независимо от того, согласна я с тобой, или нет?
— Особенно когда не согласна. А то как же я буду учиться?
Она едва улыбнулась.
— Это говорит наш Грациллоний? Его не свернешь с выбранного пути. — Она потерла бровь. — Здесь внутри тепло. Может, выйдем, пройдемся недалеко?
Он понял. Она сильно потела, хотя и не обнаруживала других симптомов: перепадов настроения, судорог; движения становились неуверенными. Богиня вела ее к последним женским перекресткам.
— Конечно. К счастью, погода хорошая.
Они бок о бок пошли вперед. Сорену и впрямь не нужен был фонарь, светила полная луна. Если это совпадало с ее четвертью, король на законных основаниях уклонялся от ежемесячного пребывания в Лесу. На тропинки падал яркий серебристый свет, они петляли меж изгородей, подстриженных деревьев, клумб и беседок в обнесенном стеной саду. В это время года он был уже почти нагим; сучья и веточки отбрасывали путаницу теней. Воздух неподвижный, с морозцем. Под ногами мягко хрустели опавшие листья.
Как часто он бродил вот так то с одной, то с другой из своих женщин, начиная с той самой весенней поры, когда впервые проделал путь вместе с Дахилис.
— Тебе лучше? — спросил он немного погодя.
— Да, спасибо, — сказала она.
— А как поживает Юлия?
— Хорошо. Счастлива в послушничестве. — И выпалила с внезапной горечью: — А зачем ты спрашиваешь?
Опешив, он едва мог произнести:
— Зачем? хотел узнать. Она ведь моя дочь. И ты мне ее родила…
— Ты мог бы и встречаться с ней время от времени. Она была бы очень этому рада.
— Она милая девочка. Если б только у меня было время и для нее, и для всех моих девочек…
— Для Дахут оно у тебя находится.
Его словно ошпарило. Грациллоний остановился. Не удержи он королеву за руку, она бы шла дальше. Они глядели друг на друга в лунном свете.
— Ты ведь знаешь, Дахут пережила потерю, о которой даже не в состоянии говорить, — произнес он хриплым голосом. — Ей нужна помощь. Я придумываю жалкие развлечения и отдаю ей несколько часов, что могу украсть у людей, которые возмущаются мне вослед.
— У нее был почти год, чтобы оправиться, и почти все это время она была довольно жизнерадостна, — возразила Ланарвилис. Она посмотрела в темноту. — Ладно, не будем ссориться. Все-таки она — ребенок Дахилис, и сестры тоже ее любят.
Ее тон тронул Грациллония. Он взял женщину за руки. В его собственных ладонях они казались
