— Ну, если ты так уверен… Видишь, ли мне не хотелось бы…
— Заткнись. Давай лучше найди свое бренди.
Хейм устремился вперед семимильными шагами.
Глава 5
День незаметно клонился к вечеру. Но жизнь по-прежнему бурлила в лагере на берегу озера, напоминая о том, что время военное. На закате Хейм обнаружил, что они с Даниель сидят на мысу вдвоем.
Теперь у него не было прежней уверенности. Вслед за первой встречей состоялся «пир», настолько праздничный, насколько это было возможно, под навесом, сооруженным по соседству с флайером Иррибарна. Шампанское, которое Хейм предусмотрительно захватил на борт «Мироэт», лилось рекой, утопив в себе натянутость и неловкость первой встречи. растянувшись на траве, все слушали, а многие и подпевали гитаре Вадажа. Но Хейм и Мэдилон держались несколько в стороне, пытаясь завести разговор, а ее старшая дочь молча сидела рядом.
О прошлом особенно говорить было нечего. Хейм о нем не жалел, да и Мэдилон, как ему показалось, тоже. Встретившись сейчас вот так, они увидели, насколько далеко разошлись их пути; теперь лишь взгляд, улыбка, короткая усмешка могли преодолеть разделявшее их расстояние.
— Она в высшей степени достойный человек, — думал Хейм, — но она не Конни и даже не Джоселин. А он, если на то пошло, не Пьер.
Поэтому они ограничились лишь тем, что рассказали друг другу о том, как жили все это время. Ее жизнь была вполне тихой и спокойной, пока не пришли алероны. Пьер, инженер по профессии, занимался строительством плотин и электростанций, а она воспитывала детей. Потом настала очередь Хейма рассказать о себе, и незаметно для себя он начал приукрашивать факты своей биографии самым старательным образом. Получилось это естественно и непринужденно.
То и дело он ловил себя на том, что украдкой смотрит на Даниель.
Наконец, именно с этого момента в голове Хейма начиналась путаница, когда он вспоминал все происшедшее — компания начала понемногу распадаться. Лично он не хотел спать, хотя вино шумело в голове, а тело требовало разминки. Он сказал что-то насчет того, чтобы пройтись.
Пригласил ли он девушку пойти с ним, или же она сама попросилась, или Мэдилон, рассмеявшись особым грудным смехом, отослала их вместе, пошутив насчет того, что ему нужен гид? Говорили все, но отчасти из-за своего слабого французского, отчасти из-за шума в ушах он не помнил точно, что именно кто говорил. Единственное, что он помнил точно, это что Мэдилон слегка толкнула их в сторону, где лес был особенно густым — к его одной руке, ее — другой.
Некоторое время до них еще доносилась песня Вадажа, но к тому времени, когда они вышли на берег озера, вокруг раздавался только плеск воды, шелест листьев и похожее на флейту пение какой-то птицы. Аврора садилась за западный горизонт пики на фоне огненно-золотистого скопления облаков. Там такие же длинные светлые тени протянулись от солнца к нему и к ней, словно расплавленные мосты над водой. Но на востоке уже клубился туман, наступивший неторопливо, как и закат — топазовая стена, верхушка которой вздымалась знаменами цвета одуванчиков в небо, все еще по-дневному светла. Кожу слегка холодил ветерок.
Хейм заметил, что девушка обхватили себя руками.
— Вам холодно, мадемуазель? — спросил он по-французски, ужасно страшась мысли, что им придется вернуться. Даниель улыбнулась еще прежде, чем он успел снять с себя пиджак — вероятно, ее рассмешило его произношение. Хейм накинул пиджак ей на плечи. При этом его рука слегка коснулась ее шеи, он почувствовал, как напряглись ее мышцы, и поспешил отдернуть руку.
— Спасибо, — ее голос был слишком тонок для английского или норвежского; а потому родной язык в ее произношении звучал как песня.
— Но как же вы сами?
— Ничего. Все в порядке. (Проклятье! Имеет ли слово «в порядке» то значение, которое он хотел выразить?) Я… — он мучительно подыскивал слова. — Слишком стар и… как это? — Слишком стар и слишком волосат, чтобы чувствовать холод.
— Вы не старый, мсье, — серьезно сказала она.
— Ха! — он сунул руки в карман брюк. — А вам сколько лет?
Девятнадцать? У меня есть дочь, которая… которую… она… у меня есть дочь всего на несколько лет младше вас.
— Что ж… — она взяла себя за подбородок. Хейм подумал, как изящна линия, переходящая в нежный рот с чуть припухшими губами, и как задорно торчит кверху ее курносый нос, на котором кое-где проступают веснушки. — Я знаю, что вы ровесник моей матери. Но вы выглядите моложе, а то, что вы сделали, было бы под силу далеко не каждому.
— Благодарю, благодарю. Пустяки.
— Мама была так взволнована, когда услышала о вас, — продолжала Даниель. — Мне кажется, папа даже слегка ударился в ревность. Но теперь он полюбил вас.
— Твой отец — хороший человек.
Убогость собственного словарного запаса приводила Хейма в бешенство.
'Что это за разговор, когда ты не можешь произнести ни одной фразы, выходящей за рамки школьной программы для первого класса?
— Могу я вам задать один вопрос, мсье?
— Задавай какой угодно.
Непокорная прядка волос выбилась из ее прически.
