Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение

ветхозаветной экзегезы.

1. Определенные трудности сопряжены уже с самим термином «Ветхий Завет». Как известно, он обозначает корпус книг, составляющих первую часть христианского Священного Писания. Однако в последнее время христиане все более осознают, что Писание принадлежит не только им: иудеи также читают его и также верят в Бога этого Писания. Поэтому термин «Ветхий Завет» в каком–то смысле проблематичен (Brooks and Collins 1990).

Здесь терминология не пустая формальность, ибо у нее глубокий богословский смысл: христиане читают свой «Ветхий Завет» в свете Нового Завета и мыслят эти две части Писания как неразрывно связанные. Ветхий Завет находит завершение, исполнение в Новом Завете, который возвещает о мессианстве Иисуса. Это убеждение составляло важную часть христианской веры еще со времен первоначальной Церкви. Однако тут есть как минимум две сложности.

• Деление Писания на Ветхий и Новый Завет как будто исключает любое прочтение Ветхого Завета иначе, чем в свете Нового. Однако это старинное христианское убеждение не выдерживает критики: существует серьезная еврейская экзегеза, которую никак нельзя сбрасывать со счетов. Поэтому сразу сделаю оговорку: используя термин «Ветхий Завет», я утверждаю, что иудеи столь же качественно и легитимно читают эти тексты в свете Талмуда (фундаментального текста иудаизма), как христиане — в свете Нового Завета. Это не означает, что я отрицаю какие–то постулаты христианства: я всего лишь уклоняюсь от притязаний на монополию, на то, что только христиане могут правильно понять данные тексты, а иудеи — не могут. Поэтому предлагаю христианской части своей аудитории увидеть в иудеях «со–читателей» Писания, а также поразмыслить: сколь далеко можно идти в таком «со–чтении»? И как вообще оно может происходить? Все это очень сложные вопросы, и следует избегать как компромиссов в христианской вере, так и покровительственного отношения к иудаизму.

• К сожалению, термин «Ветхий Завет» часто понимается как указание на суперцессионизм, т. е. учение о том, что Новый Завет якобы вытесняет и отменяет Ветхий Завет. Ростки такого понимания можно различить уже в некоторых текстах самого Нового Завета (например, Евр 8:13), а в последующей христианской экзегезе они дали обильные всходы (Soulen 1996). Однако это понимание ошибочно и неконструктивно, ибо подлинный смысл термина «Ветхий Завет» состоит в указании на глубинную взаимосвязь между верой Древнего Израиля и верой древней Церкви. Здесь есть парадокс, который трудно полностью объяснить: христианская вера одновременно вырастает из иудаизма и порывает с ним. Христианство ясно говорит: христианская вера и христианское понимание Нового Завета невозможны без Ветхого Завета, и об отмене последнего и речи быть не может. (Церковь объявила об этом еще в древности, обличая Маркиона, который противопоставлял ветхозаветного Бога новозаветному Богу. Маркионитство — учение нецерковное.) Христианское толкование не устраняет Ветхий Завет, более того, оно подчеркивает, что без Ветхого Завета Новый Завет правильно понять невозможно. Новый Завет буквально пропитан ветхозаветными категориями (скажем, в своем учении о вере) и подходами. Об этих проблемах богословы сейчас много спорят, и читателю стоит заранее настроиться на их неоднозначность и сложность. И еще раз подчеркнем: термин «Ветхий Завет» не просто условность. За ним стоит тайна взаимосвязи Церкви с иудаизмом — взаимосвязи, о которой размышляет уже апостол Павел в Послании к Римлянам (главы 9–11).

2. Не следует путать введение в Ветхий Завет {литературу и богословие Ветхого Завета) с работой по истории Древнего Израиля или истории древнеизраильской религии. Не следует, впрочем, и думать, что ветхозаветную литературу и богословие можно понять в отрыве от истории Древнего Израиля и его религии. Несколько упрощая, израильскую историю ветхозаветного периода можно разделить на следующие три этапа.

• Домонархический период: от возникновения Израиля до воцарения Давида ок. 1000 года до н. э.

• Монархический период: от воцарения Давида (ок. 1000 г. до н. э.) до разрушения Иерусалима (587 г. до н. э.).

• Послемонархический период: после 587 года до н. э. Охватывает вавилонский плен и возвращение из плена. Именно в этот период оформился иудаизм.

Это деление предполагается повсюду в Ветхом Завете и достаточно удобно: мы видим, как Израиль размышляет о Боге и о своей жизни в меняющихся социально–политических и экономических условиях. Хотя и не всегда можно четко проследить взаимосвязь того или иного текста с его историческим контекстом, она тем не менее всегда присутствует и важна для понимания текста.

Между тем историческая проблематика здесь исключительно сложна (что затрудняет и написание введения в Ветхий Завет!). Еще каких–нибудь два поколения назад большинство ученых полагали, что библейский рассказ в целом верно воспроизводит последовательность событий (Bright 2000; Hayes & Miller 1986). Однако в последние десятилетия возникли новые методы анализа, новые подходы и новые вопросы, убедившие многих библеистов, что ветхозаветный рассказ слишком сильно уклоняется от «того, что было на самом деле». Более того, «что было на самом деле», далеко не ясно (хотя уже предложены различные реконструкции). Ветхий Завет — это не журналистский репортаж, а память, профильтрованная многими поколениями интерпретаторов, причем каждый новый интерпретатор вносил свои богословские смыслы. Это не означает, что Библия исторически «недостоверна»: просто к динамическому процессу толкования, который привел к ее формированию, надо подходить с другими мерками. Заметим еще, что данные археологических раскопок привели многих ученых к выводу: значительную часть ветхозаветной «истории» невозможно подтвердить «доказуемыми фактами». Грубо говоря, библейский рассказ выглядит во многом вымышленным. Понятно, что последний вывод еще будет долго оспариваться, но уясним пока огромную разницу между «историей реальной» и «историей описанной» (при всех скидках на неизбежную субъективность научных реконструкций). Впрочем, поскольку в центре нашего внимания сейчас находится ветхозаветная литература, мы можем большей частью довольствоваться именно «историей описанной» (попутно подмечая некоторые нити, связующие ее с подлинными событиями). Важно также понять: не только мы в данный момент не занимаемся историческим исследованием, — текст даже не претендует на «историчность», как мы ее понимаем. Историко– критическое исследование в этом смысле ничего не дискредитирует, ибо библейские тексты являются продуктом не «событий», а творческой интерпретации. И, наверное, для некоторых читателей Библии будет только облегчением узнать, что Библия не есть «история» в нашем смысле слова. И это не составляет какой–то ее недостаток, — мы просто должны приноравливаться и не проецировать на нее чуждые ей категории (Childs 1979).

3. На протяжении нескольких веков библеистов–ветхозаветников интересовал преимущественно исторический ракурс. Лишь в последнее время большее внимание стало уделяться теме канона. Само понятие «канон» отражает тот факт, что библейские тексты представляют собой вероучительную норму для общины. В ветхозаветной библеистике так обозначается корпус текстов, которые вошли в Священное Писание иудаизма и христианства. В данном введении мы будем рассматривать канон еврейский, который нормативен для иудейской веры. Еврейский канон принято делить на три основные части.

• Тора (Пятикнижие Моисеево): книги Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие. В иудаизме Тора считается самой авторитетной частью Писания. (Отсюда пошло и христианское отношение к Торе как к самой авторитетной части Ветхого Завета.) По мнению большинства