преданию, был убит из катапульты, которую зарядила женщина. К одним из последних событий, описанных им, относится также осада Базьежа. В 1222 году «юный граф» Раймон VII, воспетый трубадурами, принимает отцовское наследство. В стане южан возрождается надежда.
Но надеждам южан не суждено сбыться. Эстафетную палочку Анонима перехватывает французский хронист Гильом де Пюилоранс[249], клирик-латинист из окружения Фолькета, который с 1205 по 1231 год является епископом Тулузы. Если верить Анониму, склонному, как и многие его современники, к преувеличениям, бывший трубадур, ставший епископом, а потом и инквизитором, отправил на костер не менее «десяти тысяч» еретиков. Известно, что он благословил французов в битве при Мюре и оплакивал Симона де Монфора. В 1224 году Фолькет присутствует при отъезде сына Симона, Амори де Монфора, отказавшегося воевать за сохранение отцовских завоеваний и передавшего свои права на окситанские земли французской короне. Превратности судьбы не раз подстерегали Фолькета: тулузские консулы, которые уже в 1202 году действовали во имя «тулузской родины», вместе с жителями города четырежды изгоняли его из Тулузы. Когда Гильом де Пюилоранс около 1230 года поступил к нему на службу, епископ вновь держал в руках духовную власть в городе; вскоре он организовал там инквизицию.
В декабре 1228 года в Мо-ан-Бри начинаются переговоры, в результате которых 12 апреля следующего года в Париже, на паперти Нотр-Дам подписывается мирный договор; как и его отец в Сен- Жиле, униженный и «примирившийся» Раймон VII подчиняется церковным властям и французскому королю. За ним временно сохраняются его владения, сократившиеся до размеров тулузского епископата; в этих куцых владениях он обязан разрушить все крепости, все укрепления принадлежащих ему замков. Впоследствии его облагают разорительной контрибуцией; деньги эти пойдут в казну инквизиции, официально установленную в 1234 году, и Тулузского университета, основанного в 1243 году. Раймон потерпел поражение, и не только он сам, но и его потомки: Жанна, его единственная дочь и наследница, еще мала, поэтому она будет воспитываться при королевском дворе до достижения брачного возраста, а потом ее отдадут замуж за Альфонса де Пуатье, брата короля Людовика IX, и земли Раймонденов перейдут к Капетингам[250].
Таким образом, в Окситании устанавливается власть французских королей[251]. Создаются два сенешальства — Каркассоннское и Бокэрское; под контролем сенешаля Бокэрского оказываются бывшие владения графов Тулузских на правом берегу Роны. Соглашение, подписанное в Мо, а затем «ратифицированное» в 1229 году в Париже, признало за папами право на левобережные земли, расположенные к северу от реки Дюранса, в то время как на юге король Арагонский сохранял свои провансальские владения в том же объеме, какими они были в XII веке. Пройдет еще пятнадцать лет, прежде чем в Лангедоке окончательно угаснет надежда на возрождение его былой славы, а в 1244 году будет захвачено последнее пристанище катаров — замок Монсегюр. Только в этой неприступной крепости, построенной на скале в графстве Фуа, и в странноприимных домах Италии и Каталонии катары после альбигойского погрома могли чувствовать себя спокойно; в других местах им сразу же пришлось уйти в глубокое подполье.
«Совершенные», мужчины и женщины, прячутся в домах простых «верующих», которым с тех пор, как передвижной трибунал инквизиции ведет расследования и выносит приговоры, приходится скрывать свои убеждения: каждый день изображать добрых христиан, а по воскресеньям покорных прихожан[252]. Инквизиция хватает тех, о ком ходят подозрительные слухи, на кого поступит донос от почтенных и достойных доверия граждан; доносы обычно рассматривает сам епископ[253]. Доносчики получают солидное вознаграждение: по две марки серебром в течение двух лет, а тому, кто схватит еретика, будет выплачиваться пожизненная рента в одну марку серебром (одна марка весит примерно двести сорок пять граммов). С теми, кто отрекается от своей веры или кто выдает другого еретика, обходятся менее сурово: имущество их конфискуется, их отлучают от Церкви, налагают покаяние, им предписывается пришить на одежду крест и уплатить большой штраф; однако им сохраняются жизнь и свобода. Наиболее непреклонных ожидает «тьма», то есть временное или пожизненное заключение с особо суровым режимом содержания. Для неукротимых же готов костер.
Сначала вести расследования доверяют соратникам Доминика[254] , братьям-проповедникам, которые впоследствии станут зваться доминиканцами. Затем инквизиция начинает назначать судей из мирян, которые станут вести следствие под руководством епископов и надзором монахов из нищенствующих орденов: доминиканцев или францисканцев; орден францисканцев был основан святым Франциском Ассизским[255]. Инквизиторы тащат на костер даже старцев, хватая их на смертном одре, выкапывают трупы умерших катаров или тех, кто по слухам исповедовал катарскую веру; подобное надругательство глубоко возмущает южан. Избыточное рвение и злоупотребление властью вредят общественному порядку и процветанию, а следовательно, величию государства и церкви. Начиная с 1247 года Людовик IX активно вмешивается в дела Юга, с конца XIII века южными делами начинает столь же активно интересоваться папа Климент V; король предпринимает шаги по удовлетворению жалоб и возвращению неправедно конфискованного имущества, папа старается умерить ставшие уже бессмысленными репрессии.
Тем временем «усмирение» продолжается, а побежденные, но не сломленные южане пытаются оказывать сопротивление. Сын виконта Раймона Рожера, Раймон Тренкавель-младший, нашедший пристанище при дворе короля Арагонского, в 1240 году прибывает в Руссильон, затем в Корбьер, а оттуда отправляется осаждать Каркассонн, который защищают сенешаль и епископ Тулузский; во время осады погибают тридцать католических священников. Затем виконт со своими людьми запирается в Монреале. Он рассчитывает на поддержку жителей, выразивших свою солидарность с гонимыми катарами, и рыцарей-
В 1271 году, через год после кончины своего брата, короля Людовика Святого, умер Альфонс де Пуатье, и графство Тулузское было окончательно присоединено к королевскому домену.
Гуманизм завоевывает Европу
В суровые годы Крестового похода против альбигойцев дворы на юге Франции претерпевают серьезные изменения. На смену ценностям куртуазным приходят ценности общечеловеческие. Изменения, произошедшие в обществе, несмотря на жестокость «баронов с Севера», подавлявших любое инакомыслие, можно вполне назвать прогрессивными, как свидетельствует о том тулузский Аноним, автор второй части «Песни о Крестовом походе против альбигойцев». Куртуазные добродетели, прославленные в песнях трубадуров, почитаются как и прежде, однако они приобретают общечеловеческое звучание, наиболее яркое свое выражение получившее в творчестве Пейре Карденаля, чье неутомимое перо трудилось на протяжении почти всего XIII столетия[257]. Обращение к ценностям общечеловеческим можно наблюдать уже в середине XII века в творчестве трубадура Маркабрюна. С 1978 года итальянский ученый Аурелио Ронкалья неуклонно подбирает доказательства «христианского морализаторства» гасконского трубадура, проповеди гуманизма, разумеется, совершенно нетипичных для
