отвечают не в мемуарах, а в зале суда. Власть медлит, думая не о завтрашнем дне России, а о собственных видах на будущее. А самый лучший вид на будущее, как известно, из кремлевского кабинета.
…Женщина вышла на «Кутузовской», спрятав блокнотик с заветным телефоном в сумку. Она не виновата. Она живет в такое время, когда любить свою армию — не принято. Когда офицер, обвиненный в шпионаже, не стреляется, а выдвигается в народные депутаты. Она живет в странное время, когда принято восхищаться отважными израильтянками, служащими в воюющей армии, и насмехаться над российскими парнями, по повестке являющимися в военкомат. Когда в Латвии судят партизана Великой Отечественной войны, судят именно за партизанское прошлое, а российская власть помалкивает. Разруха, как справедливо заметил классик, — прежде всего в головах. Еще лет десять такой разрухи — и, вполне возможно, станция, на которой сошла моя ровесница, будет называться «Эйзенхауэровская».
ПРОСТО КОМСОМОЛ
Если бы нынешние олигархи и нувориши помельче не были такими жлобами, они бы сбросились и поставили памятник комсомолу где-нибудь в центре Москвы. Большой и красивый памятник с золотыми буквами на цоколе: «СПАСИБО ТЕБЕ, КОМСОМОЛ!»
И ведь есть им за что благодарить младшего соратника партии, эту полуобщественную, полугосударственную организацию, канувшую в глубины истории вместе с советской цивилизацией. Нынешние «комсомольчики», возникшие после 91-го, — при всем моем уважении к смелости и последовательности их организаторов — это уже явление новой эпохи. Но вернемся к олигархам. Они теперь делают вид, будто богатство на них упало с неба, как золотые плуг и молот на древних славян. Ничего подобного: большинство нынешних крупных состояний зародилось в коммерческих структурах, которые комсомол активно создавал во второй половине 80-х годов при поддержке социалистического тогда еще государства. Но к нашему гипотетическому памятнику, буде он воздвигнут, олигархи не придут. Не дай бог кто-нибудь вспомнит, как они сделали свои первые деньги, тайком завышая цены на билеты в молодежную дискотеку при райкоме комсомола. Неловко. Попадет в газеты. А завтра с принцем Чарльзом партия в гольф…
Есть и еще довольно значительная группа населения, обязанная своим благополучием в наше грабительское время все тому же комсомолу. Это — предприниматели, менеджеры, руководители… Дело в том, что комсомол был стихийной, полуофициальной школой менеджмента. В достаточно заорганизованной советской экономике это была своего рода отдушина. Посудите сами: молодежные жилищные комплексы, молодежная печать, молодежные театры, молодежный туризм, студенческие строительные отряды, молодежные кафе, молодежная эстрада и т. д. Ведь это же все организовывало не государство! Помогало — да, но бегали и соображали мальчики и девочки с комсомольскими значками. Комсомол воспитывал деловую хватку, и поэтому они оказались наиболее подготовлены к новой, постсоветской жизни. У них сейчас все в порядке, они составляют основу нарождающегося среднего класса. Я часто встречаю их в самых неожиданных местах, на самых разных, достойных должностях. О комсомоле они вспоминают с неизменной благодарностью. Не сомневаюсь: они принесут и положат цветы к цоколю нашего гипотетического памятника. А может быть, приведут отпрыска и молвят: «Смотри, отпрыск, благодаря этой славной организации ты учишься теперь в Париже!»
Но продолжим наши юбилейные мечтания. Вряд ли мы дождемся даже кулька с тремя гвоздиками от тех, кто совершенно незаслуженно именует себя «демократами». Надо сказать, многие из «пламенных демократов» встретили горбачевскую перестройку, будучи комсомольскими активистами довольно высокого уровня. Иных я встречал на съездах и пленумах ЦК ВЛКСМ. Иные резко критиковали меня сначала за повесть, а потом и фильм «ЧП районного масштаба» (режиссер — С. Снежкин). Особенно, помнится, серчала видная армянская комсомольская богиня, видевшая в моем скромном творчестве угрозу государственной стабильности и будущим видам СССР. Кто мог подумать, что всего через два года она вольется в дружные ряды борцов за свободу и независимость Армении? И таких «волшебных превращений» я видел немало. Почему? Давайте поразмышляем! Комсомол действительно был школой политических, государственных кадров. В течение полувека с момента своего рождения он, без преувеличения, чеканил золотой кадровый запас государства. Можно криво по этому поводу усмехаться, но ведь страна в течение полувека достойно отвечала на все вызовы истории. И немалую роль сыграли в этом вчерашние комсорги и активисты. Но тогда было не принято самонадеянно рассуждать об исключительной роли элиты… Наоборот, советовали: «Будь попроще — и люди к тебе потянутся!»
К середине 70-х ситуация переменилась. Почему? Потому что идеология, которую писатель А. Ланщиков очень точно назвал «великодержавным интернационализмом», выдохлась. (Из всех республик СССР дольше всего эта идеология задержалась в России, потому-то мы больше других и пострадали от беловежского сговора.) Что требовало государство от молодого лидера в 20-е? Построить. В 40-е? Победить и восстановить. В 50-е? Снова — построить… Назвался элитой? Хорошо. А инфаркт в тридцать лет от перенапряжения и неподъемной ответственности не хочешь? В 70-е государство уже предлагало молодому пассионарию не дергаться и выжидать. Были, конечно, и БАМ, и КамАЗ, и Нечерноземье, но я о тенденции…
В эпоху выжидания государство неизбежно утрачивает контроль над качеством кадровой смены. Человека просто не на чем проверить. С трибуны-то все клянутся в верности идеалам, преданности Отечеству. А как проверишь? Над всем СССР расслабляющее марево стабильности. В такие времена нравственность и государственные убеждения — результат самовоспитания. Люди заканчивали одну ВКШ, сидели в одном кабинете на проезде Серова, ходили в одну и ту же баню… И лишь 91-й год показал, что они из разных нравственно-политических галактик.
Когда человек меняет религию в результате глубокой духовной эволюции, он обычно об этом не распространяется. Это тихий неофит. Но если он делает это потому, что прежнее вероисповедание уже не кормит, то, как правило, он широко оповещает всех о своей новой вере. Этим буйным неофитам, кстати, мы и обязаны антикомсомольской истерией, развернувшейся после 91-го. Почувствовал на себе. Если раньше меня упрекали в том, что я чересчур сгустил краски, описывая «застойный» комсомол, то теперь те же самые люди упрекали меня в том, что я слишком мягок со своими героями, а надо — наотмашь и без пощады…
Бог судья этим людям. Они устраивали шоковую терапию, строили финансовые пирамиды, сбивали народ с толку кампаниями типа «Голосуй или проиграешь!», колготились в кремлевской тусовке… Они решили свои личные проблемы за счет страны, которая под видом борьбы за общечеловеческие ценности и рынок была оплевана, обобрана и отброшена на десятилетия назад, а в геополитическом смысле — и на столетия… Они не принесут, как я уже сказал, цветов к нашему воображаемому памятнику. И на том спасибо…
Цветы принесут другие. Когда две мои повести «Сто дней до приказа» (1980) и «ЧП районного масштаба» (1981) начали ходить по мукам согласования, то прежде всего они попали в ЦК ВЛКСМ, так как я предложил их для публикации в молодежные журналы. И меня стали вызывать на проезд Серова. Раньше на этом комсомольском Олимпе мне бывать так вот запросто не приходилось, и шел я туда в первый раз, как на Голгофу. Честно говоря, я ожидал встретить в ЦК иллюстрацию к тому, что на районном уровне сам же и описал в своей достаточно сатирической повести — эдакую комсомольскую версию сусловской упертости, кстати, во многом обусловившей молниеносный крах советской системы. (Народ-то вырос из коротких штанишек во многом благодаря советской системе, но вот беда — с брючками замешкались…)
Так вот, люди, которым было поручено со мной «поработать», удивили меня своей терпимостью, образованностью и глубиной. Это были просвещенные государственники, шедшие во власть с созидательными идеями, а не просто ради карьеры. И оставалось им немного — с проезда Серова перебраться на Старую площадь. Кое-кто даже перебрался… Думаю, если бы Горбачев в основном опирался на этих людей, все могло случиться у нас в стране по-другому. Впрочем, тогда бы это был уже не Горбачев. Обанкротившийся политик похож на тяжеловеса, уронившего штангу в переполненный зрительный зал. Оправдаться невозможно, хотя может иметься масса объективных причин…
