школьник! Перед ним, откинувшись на стуле, сидел здоровенный мужик, зачем-то одетый в ученическую форму. Широкое темное лицо, бритый наждачный подбородок, равнодушные до наглости глаза и большие красные руки, замком сцепленные между колен. Рубашка расстегнута, и на груди видны густые черные волосы. Акселерат чертов!
Но все-таки по движениям, посадке было заметно, что парень еще не привык к своему стремительно повзрослевшему телу. Так не сразу свыкаются с новым костюмом.
Да и вызывающее спокойствие, если приглядеться, было ненастоящим.
Сначала обличительно настроившийся Шумилин ничего этого не заметил.
– Рубашку застегни, – тихо потребовал он. – Ты все-таки находишься в районном комитете комсомола.
– Для него это не аргумент, – усмехнулся Мансуров.
Парень застегнулся и выжидательно выпрямился на стуле.
– Вот что, Семенов, – медленно и грозно начал Шумилин. – За свое преступление, да-да, именно преступление, ты ответишь по закону, но сегодня тебе придется отвечать перед членами бюро, перед работниками аппарата, перед всеми краснопролетарцами, на которых ты бросил тень своей выходкой. Пригласили мы и директора твоей школы – школу, Семенов, ты тоже опозорил! А сейчас скажи мне – я просто хочу твою логику понять! – почему тебе взбрело лезть именно в райком? Только потому, что было окно открыто, или есть другая причина?
– Нет.
– Вот так, да! Значит, увидел открытое окно и захотел посмотреть?
– Захотел, – угрюмо ответил парень.
– Ну, если ты такой любознательный, мог бы и днем через дверь зайти!
– Я не комсомолец.
– Как же так случилось? – с ехидной участливостью спросил Шумилин.
– Не приняли.
– И правильно сделали – ты бы тогда в райком каждый день стал лазать, может, и ко мне заглянул бы: я иногда допоздна засиживаюсь.
– А я к вам уже заглядывал.
– Что ты говоришь? По какому же вопросу, можно узнать?
– По личному.
«Я же предупреждал вас: наглец он!» – взглядом подтвердил инспектор свои утренние слова.
– Что-то я не припоминаю нашу встречу. Это когда было? – с иронией уточнил краснопролетарский руководитель.
Семенов пожал плечами.
– Молчать проще всего, ты лучше напомни, – встревожился Шумилин.
– А зачем? Вы же опять забудете…
– Не морочь людям головы! – по-милицейски повысил голос Мансуров. – Спрашивают тебя – отвечай!
Но настырный парень безмолвно разглядывал в окне тополиную ветку. Капитан тем временем с раздражением барабанил по коленям пальцами. Сержант недоуменно смотрел на прикрепленный к стене мамонтовый бивень, подаренный райкому подшефными полярниками. А первый секретарь натужно вспоминал.
Людская память обладает двумя качествами: человек может забыть очень многое, и вместе с тем он никогда ничего не забывает. Если захотеть, можно вспомнить все, любую мелочь: например, какого цвета были глаза у пассажира, который в позапрошлом году в одном купе с тобой ехал на юг. Конечно, при условии, что ты заглядывал ему в глаза.
И Шумилин вспомнил.
15
В тот день бюро, как всегда, началось с приема в комсомол.
– Триста восемьдесят пятая! – крикнул за дверью дежурный инструктор, и в зал заседаний боязливо вступила группа восьмиклассников – девочки в негнущихся белоснежных передничках, мальчики в застегнутых на все пуговки белых рубашках, один даже при отцовском галстуке, широком и коротком, как римский меч.
«Прямо первое сентября, только что без цветов, – подумал Шумилин. – Молодец, Ирина Семеновна!» А то в последнее время взяли моду являться на бюро в чем вздумается, и он со всей резкостью говорил об этом на недавнем совещании директоров школ в РОНО.
– Садитесь, ребята! – важно пригласила Шнуркова, в ту пору третий секретарь райкома.
Школьники скромно расселись, стоять осталась лишь секретарь комитета ВЛКСМ 385-й Леночка Спиридонцева, аккуратненькая десятиклассница, хорошо усвоившая, что общественная работа и средний балл аттестата зрелости – сосуды сообщающиеся. Кукольным голоском она читала заявления, скороговоркой пробегала анкетные данные и передавала очередной бланк первому секретарю. Тот проверял правильность заполнения анкет и делал отметки, утверждающие решение о приеме.
А тем временем члены бюро беседовали со вступающими.
– С уставом ознакомился? – доброжелательно спрашивал кто-нибудь из сидящих за длинным
