– Соседка утверждает, что слышала выстрелы как раз в то время, когда вы были в квартире.
– В квартире мы не были, потому что нам никто не открыл дверь. И никаких выстрелов мы не слышали.
– Соседка видела, как вы садились в машину, и утверждает, что в квартире вы находились минут пятнадцать.
– Мы не могли находиться в квартире, потому что дверь нам никто не открыл, – терпеливо повторила я.
– А может, она уже была открыта?
– Может, – не стала я спорить, – но мне об этом ничего не известно. Стрелять мне тоже не из чего, если вы об этом, и Ковальчука я не убивала, не за что.
– Ковальчук был убит за двое суток до этого, но тот факт, что вы пытаетесь скрыть…
– Мы в квартиру не входили, пробыли на лестничной клетке не больше минуты. И в кого нам стрелять, скажите на милость, если Ковальчук был уже мертв?
– Вот я и пытаюсь выяснить, что там произошло, – задушевно сообщил он, но чужая задушевность впечатления на меня не произвела.
Потапов был ласков, потом сделался строг, напомнил об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Все во мне холодело и замирало, но я продолжала стоять на своем.
Владимир Андреевич долго сверлил меня взглядом, а потом отпустил, записав Леркины данные, которыми она меня снабдила. Я вернулась на работу, где пыталась отделаться от навязчивых мыслей о том, как низко я пала: вру, притворяюсь – ну и о том, конечно, чем это может для меня закончиться. К концу дня я во всех своих бедах обвинила Лерку, кому хочется признавать собственные недостатки, а тут подвернулся удобный повод свалить все на другого.
Вечером я уехала к бабушке, выключив мобильный, чтобы Лерка не смогла до меня дозвониться.
На следующий день я появилась на работе с некоторым опозданием. Софья Сергеевна встретила меня с выражением лица, которое можно было характеризовать как ужас с большой толикой недоумения.
– Аня, тебя спрашивали, – сказала она, забыв поздороваться.
– Кто спрашивал? – нахмурилась я, сразу вспомнив о Лерке и ее шофере, который умел производить впечатление на людей.
– Какие-то типы. Пришли вдвоем. Спросили, когда ты будешь. Вряд ли их интересуют квартиры. Скорее они хотят, чтобы мы освободили помещение.
– О господи, – только и смогла произнести я и закрылась в своем кабинете. Федосеев кому-то наябедничал, и теперь ко мне явятся с претензиями. Федосееву повредили руку, а мне, скорее всего, оторвут голову, и поделом, нечего прибегать к бандитским методам. Я вновь помянула Лерку недобрым словом и попробовала сосредоточиться на работе.
Примерно через час дверь распахнулась, и Софья Сергеевна выдохнула:
– Пришли.
Сердце мое ухнуло вниз и затерялось там, а в кабинет уже входил белобрысый в сопровождении высокого молодого человека, которого ранее мне видеть не доводилось.
– Привет, – сказал белобрысый, устраиваясь на стуле. Высокий захлопнул дверь перед носом Софьи Сергеевны и привалился к стене.
– Здравствуйте, – смогла вымолвить я с третьей попытки.
– Мы ведь вчера виделись, – ухмыльнулся он, – так что объяснять, кто я и зачем пришел, без надобности.
– Вы все-таки объясните, – попросила я, – потому что я вчера ничего не поняла, а сегодня тем более.
– Что ты делала в квартире? – глядя мне в глаза, спросил он.
– В квартире Арсения? – на всякий случай уточнила я.
– Арсения. Ты его хорошо знала?
– Вовсе нет. Он хотел купить квартиру. – Далее я изложила свою версию произошедшего. – Дверь была не заперта, это показалось нам странным, раз на звонок никто не открыл. Мы вошли. И обнаружили труп в туалете. Кстати, убили Арсения за двое суток до этого. Мне сегодня в милиции сказали.
– Ты была в милиции? – нахмурился белобрысый.
– Конечно. Ведь совершено убийство.
– И про нас рассказала?
– Нет. Я решила, что вам это вряд ли понравится. Я сказала, что мы позвонили в дверь, нам никто не открыл, и мы ушли.
– И менты поверили?
– Не знаю. Соседка видела, что мы садились в машину уже после выстрелов. Но про вас я ничего не сказала.
– На самом деле ты промолчала, потому что пришлось бы объяснять, что вы делали в квартире и откуда у твоего парня пушка.
– Он не мой парень, он шофер и охранник моей подруги. Связываться с милицией никому не хочется, тут вы правы. Арсения я едва знала, и его дела меня не волнуют, так же как и ваши.
