конверт…
Разумеется, мои размышления ни к чему не привели. Разозлившись еще больше, я хотела разорвать записку, но тут выяснилось, что ее нет. То есть листок по-прежнему лежал на столе, там, куда я его отбросила, но сейчас был девственно чист. Надпись непостижимым образом исчезла. Испарилась. Пропала.
Я повертела листок в руках. Разумеется, я слышала, что есть какие-то специальные чернила для шпионских писем, которые вот так исчезают, но как-то не верилось, что кто-то из коллег держит их дома. Я схватила конверт и вот тогда обратила внимание на монограмму. То, что поначалу было принято мною за гирлянду цветов, оказалось буквами, украшенными завитушками. Слово я прочитала без труда – «Азазель».
Вчера, после разговора с Олегом, я вдруг робко подумала: а если он прав? Конечно, мне очень хотелось, чтобы он был прав, хотелось вновь оказаться в привычном мире с привычной логикой, и вот теперь это письмо. Я уже не знала, как относиться к происходящему. Кто-то знает мою тайну, которую я сама успела забыть, люди гибнут, письма исчезают. Что это, черт возьми? Как я, человек двадцать первого века, должна к этому относиться? Все эти Азазели, Пятое Евангелие, Апокалипсис с его пророчествами, исчезающие надписи… И что значит «ты избрана»? И совершеннейшая глупость: «Следуй за желтой курткой». «Уж если ты демон, – злилась я, – будь добр явиться во всей красе, чтоб земля дрожала, а свет померк», и тут я поняла, что в помещении стало темно. Нет, нет, не настолько, чтобы я не различала предметы. Так бывает за несколько минут до захода солнца. Я с испугом посмотрела в окно. Небо затянуло тучами, тяжелыми, темно-серыми.
– Сейчас ливанет, – с улыбкой покачала головой Зинаида, уставившись в окно. И тут небо разорвала молния, грохнуло так, что все невольно вздрогнули.
– Ну вот, первая весенняя гроза, – заметил Сергей Юрьевич и с чувством начал декламировать «Люблю грозу в начале мая, когда весенний, первый гром…», но после пятой строки сбился и смущенно замолчал.
– Рановато для грозы, – задумчиво заметила Нина Львовна, глядя на меня с таким выражением, точно подозревала мою причастность к этому. – Сплошные аномалии в природе.
Я сидела, держась обеими руками за край стола и изо всех сил стараясь сохранить остатки здравого смысла. «Это просто гроза, – думала я. – Да, сейчас не май, а апрель, но грозы случаются и в апреле. И эта гроза не имеет никакого отношения к Азазелю». Казалось, молния ударила прямо в стекло, несколько человек невольно вскрикнули, Ирина, которая сидела возле окна, пригнула голову к коленям, громко взвизгнув, потом вскочила, отбежала в сторону и встала между шкафов.
– Сейчас опять шандарахнет, – пробормотала она, словно извиняясь.
«Ладно, хватит, я поверила», – вдруг подумала я.
Дождь лил как из ведра, но продолжался недолго, минут пятнадцать. Небо посветлело, однако солнце так и не появилось. Мы открыли окно, чтобы проветрить помещение, и тут дверь распахнулась, и в комнату вошел молодой парень в ярко-желтой куртке.
– Пиццу заказывали? – громко спросил он. Спрашивать ему пришлось не меньше пяти раз, прежде чем выяснилось, что пиццу никто не заказывал. Парень в досаде хлопнул дверью, а я, вскочив, схватила сумку, пальто и припустилась за ним.
– Я обедать, – пробормотала я, чувствуя недоумевающие взгляды коллег. «Полчаса у меня есть, – думала я, бегом направляясь к лифту. – В крайней случае позвоню Сергею Юрьевичу и что-нибудь наплету».
Я успела войти в лифт, двери за моей спиной сомкнулись. Парень в желтой куртке с коробкой в руках недовольно разглядывал панель с кнопками. На первом этаже я вышла первой, но шла не торопясь, он обогнал меня, я прибавила шаг. Возле входа увидела фургон с надписью на боку: «Пицца на дом, в офис. Вкусно, удобно». Я бросилась к своей машине, боясь, что парень исчезнет в потоке транспорта, но пока он разворачивался, я успела завести мотор.
Со стоянки мы выехали одновременно. Через двадцать минут я решила, что надо мной издеваются, еще через десять почувствовала себя идиоткой. Фургончик колесил по городу, останавливаясь то возле одного офиса, то возле другого, парень удалялся с коробкой в руках, затем возвращался уже без коробки, и мы следовали дальше. Так продолжалось полтора часа. В очередной раз, дожидаясь парня, я позвонила Сергею Юрьевичу, наплела ему про важную встречу, мысленно ругая себя на чем свет стоит. Лучше бы осталась дома и легла спать, а не носилась по городу за разносчиком пиццы.
Я несколько раз собиралась вернуться, но когда парень выходил и садился в фургон, ехала следом. Наконец парень направился в сторону Никольской, свернул в переулок и вскоре въехал в ворота двухэтажного дома, на фасаде которого значилось «Пицца на любой вкус. Заказы по телефону». Ясно, что это конечный пункт. Возможно, у парня есть еще заказы и он вновь отправится колесить по городу. А мне что делать: убить на это занятие еще полтора часа? Надо разворачиваться и уезжать, но странное дело: несмотря на здравую мысль, я продолжала сидеть в машине. Я просто хотела дождаться парня. В конце концов, если я уже потратила полтора часа… Я с тоской огляделась и прямо напротив увидела небольшой сквер, а в сквере… Если бы я была еще способна удивляться, то картина повергла бы меня в оцепенение. Но с некоторых пор происходящее вокруг меня больше напоминало пьесу абсурда, оттого увиденное не вызвало естественное желание набрать 03. Прямо возле входа в сквер стояла молодая женщина в сером длинном пальто и смешной шапочке с ушками. Она пританцовывала и зябко ежилась, держа в руках плакат, на котором красными буквами было написано: «Пятое Евангелие».
– Господи, – все-таки пробормотала я, тем самым выразив недоумение, и, покинув машину, двинулась через дорогу.
Девушка, заметив меня, нахмурилась. На вид ей было лет двадцать пять, лицо симпатичное, но выглядела она недовольной, причина быстро стала ясна: девушка стоит здесь довольно долго, нос покраснел от холода, губы даже под слоем помады казались синими.
– Здравствуйте, – сказала я, не придумав ничего лучшего.
– Привет, – кивнула она, шмыгнула носом и покосилась на плакат в своих руках. Я тоже перевела на него взгляд, не зная, что сказать. Девушка пришла мне на выручку. – Азазель? – недоверчиво спросила она.
– Да, – кивнула я.
– Ну, слава богу, – сказала она, сворачивая плакат трубочкой, подумала и бросила его в урну, что была по соседству. – Заколебалась здесь стоять. Еще и граждане волнуются. Человек десять подходили,
