хотел, чтобы она сделала выбор, конечно, я надеялся, что она…
– Лена хотела отправить вас в тюрьму, возможно, это избавит вас от лишних мучений.
Я подумала сказать ему о Дене, но вдруг поняла, что не стану этого делать.
– Человек имеет право на выбор, – пожал он плечами. – Того, кого любишь, не принуждают, просто надеешься. Этот урок я хорошо усвоил после смерти жены. Знаете, Юля, я когда-то создал эту группу, объединил людей, чтобы иметь возможность противостоять бандитам. Это было очень давно, тогда я только начинал заниматься бизнесом. Мне претила мысль подчиняться всякой мрази, понимаете? Я и представить себе не мог, что через несколько лет я стану одним из них. Нет, много хуже. Вот такая смешная история. И когда вы… я подумал, хорошо, что есть человек, который может по-другому. Даже мерзавцам хочется, чтобы рядом жили приличные люди. Мысль о том, что вы где-то есть, примирит меня с этим миром. Так что стараюсь я для своего блага.
– Вадим Георгиевич, у меня нет этих документов, – сказала я.
– Я это понял, Юля. Не сейчас, давно. В данном случае это никакого значения не имеет. А теперь ложитесь спать, у вас усталый вид, а впереди еще перелет.
– Я не могу уснуть, – сказала я, а через пять минут уже спала.
– Вы во сне улыбались, – сказал Долгих. Он сидел, повернувшись ко мне, я потерла глаза и огляделась:
– Приехали?
– Да. Полчаса назад. Думаю, регистрация уже началась.
– Вадим Георгиевич, где сейчас Рахманов?
Он вздохнул, помедлил с ответом и заговорил очень осторожно:
– Юля, вы должны понять, что с некоторыми вещами вам придется смириться. Вы никогда не увидите сына, не вернетесь в родной город и всю оставшуюся жизнь будете жить под чужим именем. В противном случае вы окажетесь в тюрьме, на долгие годы. Это не угроза. Я просто хочу, чтобы вы поняли. Может быть, тогда вам будет легче начать все сначала. Идемте, я вас провожу…
Я вошла в последнюю дверь вагона. До «Китай-города» только две остановки, а сейчас всего-то половина четвертого. Это хорошо. Я приеду пораньше и буду ждать его. Что бы ни случилось, я буду ждать. Я старалась не думать о том, что стану делать, когда стрелки покажут шесть часов, а потом половину седьмого. Сегодня только первый день, а будет еще завтра и послезавтра. Я буду ждать, и он придет.
Я привалилась плечом к стеклу и смотрела на людей в соседнем вагоне. Поезд остановился, народ потянулся к выходу, и парень в красной ветровке прошел вперед и занял освободившееся место. Он сидел, сцепив руки замком, опустив голову, погруженный в свои мысли. Коротко стриженные волосы смешно топорщились. Они успели отрасти и приняли свой привычный цвет. Он поднял голову, а я прижалась к стеклу, надеясь, что он увидит меня, но он смотрел куда-то перед собой. Печальное лицо, скорбные складки возле губ. А я смеялась и плакала, и колеса стучали, и им в такт билось и рвалось наружу: «Я люблю тебя, я люблю тебя». А потом поезд вырвался из темноты, Антон поднялся со своего места и пошел к выходу, поезд встал, я бросилась на перрон и увидела его совсем рядом. Хотела окликнуть его и не могла, но Антон вдруг повернулся, и лицо его дрогнуло от боли. Он шагнул мне навстречу, я повисла у него на шее и наконец прошептала то, о чем так долго мечтала сказать.
