– Ничего забавного я не вижу, – еще больше нахмурилась бабуля и, точно мгновенно обессилев, опустилась в кресло по соседству. – Слава, откуда у тебя этот кинжал? – повторила она, в голосе ее прозвучало нечто такое, что не позволило мне предположить – она просто желает быть в курсе всех моих дел, включая и те, которые ее не касаются, и беспокоится за меня, потому что другого занятия для себя придумать не может.
– Я же говорю: дал знакомый, – вздохнула я, все еще не желая сказать правду. – Он купил его на блошином рынке и хочет знать, представляет ли он какую-нибудь ценность.
– И поэтому обратился к тебе? – саркастически усмехнулась бабуля.
– У меня есть знакомые, которые в таких вещах разбираются, – ответила я. недовольно поморщившись.
– Не сомневаюсь. Дай сюда! – сказала бабушка так требовательно, что я поспешно протянула ей кинжал. – Принеси очки, – буркнула она. – На журнальном столике.
Я сходила в гостиную и вернулась с очками. Все это время бабуля держала кинжал в руках с таким видом, точно он жег ей пальцы. Водрузила очки на нос и принялась его разглядывать.
– Лука… Это другой кинжал, – сказала то ли с сожалением, то ли с печалью и положила его на стол. Надо сказать, бабуля у меня дама прогрессивная, церковь считает пережитком, а церковнослужителей – бюрократами, и ее познания в данной области произвели впечатление. – Надо же…
В этом ее «надо же» было столько удивления, что я почувствовала себя заинтригованной и полезла с вопросами:
– Что значит «другой»? Ты видела подобный кинжал?
– Нет. Точнее, видела рисунок. Твой отец был помешан на этой чепухе. Такой ответ не просто не удовлетворил – он вызвал еще больше вопросов.
– Бабуля… – начала я, но она меня перебила.
– Не могу поверить, – с печалью покачала она головой, – через столько лет… Вот уж действительно судьба! Кто-то из твоих знакомых, говоришь… Славка, – нахмурилась она, – а ты не врешь? Надеюсь, ты помнишь, что врать нехорошо, особенно родной бабке?
Разумеется, я помнила. И теперь изнывала от соблазна покаяться. С другой стороны, хотелось побыстрее узнать что-нибудь о кинжале.
– Бабуля, ты говоришь загадками, – укоризненно заметила я. Она махнула рукой:
– Должно быть, и впрямь судьба, а от нее не уйдешь. В отличие от твоего отца, у тебя есть здравый смысл, так что, надеюсь, эта штука не испортит тебе жизнь.
– А отцу испортила? – вытаращила я глаза.
– Он потратил много лет на поиски, вместо того, чтобы… Впрочем, твой отец был неординарным человеком и подходить к нему с общими мерками…
– Бабуля, ты меня уморишь! – не выдержала я. – У отца был такой кинжал, точнее рисунок?
– Был. Точно такой же, за одним исключением: на рукоятке изображение льва и имя Марк.
– Телец – символ евангелиста Луки, – со знанием дела кивнула я. Знания были приобретены двадцать пять минут назад, но от этого гордилась я ими не меньше.
Тут бабуля вновь потрясла меня. Она кивнула и продолжила, и никакая энциклопедия ей не понадобилась:
– Точно. Марк начинает свое Евангелие проповедью Иоанна Крестителя в пустыне, которая была подобна голосу льва, оттого и символ.
– Восхищаюсь твоими познаниями, – подхалимски произнесла я.
Она вновь усмехнулась:
– Твой отец мне все уши протрещал с этими кинжалами.
– Так, значит, существует несколько подобных кинжалов?
– Значит, раз один лежит перед тобой, а еще один я видела на рисунке. Всего их должно быть семь. По крайней мере, так считал твой отец.
– Почему семь? Ведь евангелистов всего четверо?
– Откуда мне знать? Так он считал. Отдавая ему дневник, я хотела, чтобы мой сын заинтересовался своими корнями… Я и подумать не могла, к чему это приведет…
– Бабуля, ты опять говоришь загадками, – попеняла я.
– Он действительно попал к тебе случайно? – нахмурилась она.
Я уже хотела рассказать правду, но вдруг подумала, что тогда интересующие меня сведения могу и не получить. Если бабуля решит молчать, никакие силы небесные не заставят ее говорить. Врать все-таки не хотелось, и я лишь кивнула.
– Сиди здесь, – сказала бабушка, поднимаясь. – Я сейчас все принесу.
Весьма заинтригованная, я сидела за столом, слыша, как бабуля в своей комнате хлопает дверцей секретера и выдвигает ящики. Когда я уже собралась идти туда, горя нетерпением, она появилась, держа в руках четыре тетради, которые я из-за кожаных переплетов поначалу приняла за книги.
– Вот, – сказала она, положив их на стол. – Это дневники моего деда. Белосельского Константина Ивановича.
– Почему ты раньше о них ничего не говорила? – удивилась я, взяв в руки потрепанную тетрадь с
