Потом он резко шагнул вперед, сделал пару шагов, уже не таясь, и вдруг стал оборачиваться, должно быть в последнюю секунду почувствовав, что за спиной кто-то есть. Он стал оборачиваться, а топор опустился на его голову сам по себе и вроде бы вовсе без моего ведома.
Человек вскрикнул и рухнул на колени. А топор опустился еще раз и, должно быть, еще… Потом выскользнул из моих рук. Я сделала шаг к человеку на полу. Крови не было, по крайней мере, я ее не увидела, встала на колени и потянула мужчину за плечо, стараясь перевернуть на спину.
Парень был молодой, не больше двадцати лет, бледное лицо с приоткрытым ртом, веки плотно сжаты.
– Господи, я сошла с ума, – жалобно прошептала я и хотела закричать, броситься вон, подальше от всего этого ужаса; тут что-то звякнуло об пол, и я увидела нож. Тонкое, блестящее лезвие в руке парня. – Я не спятила, – тряся головой, сказала я, очень желая убедить себя в этом. – Он убийца, вот что… Он шел меня убить… Главное, что я не спятила, – напомнила я себе и стала обшаривать карманы парня. Пистолет был в наплечной кобуре. Я вытащила его и долго держала в руках, потом положила на пол, рядом с собой. В нагрудном кармане куртки лежал бумажник, в нем немного денег. Никаких документов. В кармане брюк ключи. Все это я сложила кучкой рядом с пистолетом. Посидела, раскачиваясь и глядя в лицо парня, потом зачем-то пощупала его шею, ища пульс. – Плевать мне на тебя, – сказала я зло и поднялась. Ноги затекли, всю спину разламывало, и я ни секунды не верила, что смогу сделать хоть один шаг.
Вдруг дверь хлопнула, я вскрикнула, хватая пистолет, и обернулась. Сердце вновь билось в горле, я мгновенно покрылась потом и только через несколько минут поняла: это ветер. Дверь была открыта, и порывом ветра ее захлопнуло. Но резкий хлопок, по-видимому, привел меня в чувство. Я метнулась к кровати, схватила газету, отыскала сумку на вешалке и сунула туда бумажник, ключи и газету, аккуратно ее сложив.
Я уже взялась за ручку двери, оглянулась, посмотрела на парня и решительно направилась к нему. С трудом стянула куртку, а потом и свитер, зло шипя:
– Заткнись, придурок, я тебя не звала. Слышишь, я вас никого не звала, и заткнись…
Свитер я затолкала в сумку, а куртку надела. Она была мне велика и еще хранила тепло парня, но это уже не имело значения.
Я выключила газ и вышла на крыльцо. Порыв ветра заставил поежиться и запахнуть куртку, а я шагнула в темноту, сжимая в руках пистолет.
Выходить на аллею я не рискнула, через кусты пробралась на соседний участок и бросилась вниз, туда, где на дне обрыва шумел ручеек. Прошла по невидимой в темноте тропинке между кустами смородины и выбралась к калитке. Она выходила к реке, дальше, чуть левее, располагались лодочная станция и домик сторожа, в такую пору, должно быть, пустой.
Впереди горели огни города, я бежала вдоль берега реки, огибая забор коллективного сада, и вскоре оказалась неподалеку от центральных ворот. Ворота были закрыты, а калитка распахнута и тихо поскрипывала на ветру. Я споткнулась в темноте и упала, встала на колени, пытаясь рассмотреть, что там впереди. Возле ворот горел фонарь, асфальтовая дорожка шла к шоссе, отсюда ее было хорошо видно: ни машины, ни силуэта, который можно принять за человеческий. «Не пешком же он сюда пришел», – зло подумала я и стала пробираться вдоль кустов, согнувшись и каждую минуту готовясь рухнуть на землю.
Я потратила на поиски не менее получаса, а нашла машину случайно. Направляясь к шоссе, оглянулась в последний раз, свет фонаря упал на переднее стекло машины, отражаясь в нем: темные «Жигули» стояли вплотную к забору, довольно далеко от центральных ворот, со стороны дороги их тоже вряд ли можно было разглядеть, в общем, мне повезло.
Но торопиться я не стала: устроилась в кустах на холодной земле и еще несколько минут наблюдала за машиной. Сомнения отпали: она пуста. Я нашарила ключи в сумке и осторожно пошла: в одной руке сумка и пистолет, в другой ключи. В темноте долго не могла вставить ключ в замок, потом дверь с чудовищным грохотом распахнулась, а я едва не упала в обморок.
– Чушь, – одернула я себя. – Никакого грохота. Хлопок никто не услышит, даже если кто-то есть рядом, а тут никого нет.
Я села в машину, завела мотор и через секунду выехала на шоссе.
– На машине опасно, – бормотала я, то и дело отбрасывая со лба волосы. – Но сейчас главное – оказаться как можно дальше отсюда.
Эта мысль вытеснила все остальные, и я летела на бешеной скорости по пустынному шоссе до самого рассвета.
Огромное красное солнце показалось над горизонтом и тут же исчезло за плотными облаками. Холодно, неприютно. Печка работала, меня разморило, кружилась голова, а глаза слипались. Я притормозила у обочины и несколько минут постояла под холодным ветром, пытаясь прийти в себя. На шоссе все чаще встречались машины, занимался новый день, и мне следовало что-то решить. «Машину придется бросить, – с тоской думала я. – Этот тип ее скорее всего угнал, а если нет – то хорошего тоже мало. Меня найдут…»
За ночь я смогла преодолеть почти четыреста километров. Мне повезло: я благополучно миновала три поста ГАИ. Но везение могло закончиться в любой момент, а продолжать движение с прежней скоростью не получится: днем шоссе очень оживленное, я устала, а сотрудники ГАИ не дремлют. «Дотяну до первого города и брошу машину», – решила я, садясь за руль. Но дотянуть до города не удалось. Лампочка настойчиво замигала, показывая, что бензин на исходе, а я стала высматривать съезд в какой-нибудь лесок: оставлять машину на дороге было бы неразумно.
Съезд нашелся, я смогла преодолеть по грязной проселочной дороге метров сто и остановилась посредине огромной лужи: проехать далее не представлялось возможным. Сдала назад, с трудом выбралась на обочину и выключила двигатель. Потом тщательно обыскала машину, взяла все, что представляло хоть какую-нибудь ценность: старую спортивную сумку в багажнике, детское одеяло, две подушки с заднего сиденья, перчатки и карту области из бардачка, десяток магнитофонных кассет, две пачки сигарет, авторучку и блокнот. В карманах чехлов я нашла бутылку водки и вязаную шапочку. Сложила все в спортивную сумку, бросила ключи под сиденье водителя и пошла к шоссе. Взглянула на часы и, подумав, вернулась к машине: было еще слишком рано для того, чтобы женщина могла появиться на дороге, не вызвав недоумения. Лучше остаться в «Жигулях» и немного поспать.
Я легла на заднем сиденье, поджав ноги и скорчившись, и сказала себе: «Это все неправда».
Мыслей не было, только холод, тоска и усталость.
