Пачка сигарет валялась на полу, со стороны сиденья пассажира.
– Взять?
Я кивнула. Люська обошла машину и подергала дверь.
– Заперто.
Я протиснулась вперед, стараясь не касаться парня, и отперла дверь. Внизу на полу что-то блеснуло. Люська подняла пачку и стала рукой шарить.
– Чего ты? – удивилась я.
– Смотри, «дипломат».
На переднем сиденье лежала спортивная сумка. «Дипломат» Люська положила рядом, к ручке на цепочке был подвешен ключ, он скорее всего и блестел.
– Тяжелый, – сказала Люська, жадно глядя на меня. Любопытная она была, как обезьяна. – Давай посмотрим?
– Зачем? – усмехнулась я.
– Не знаю. Может, там что интересное.
Люська сняла ключ, открыла «дипломат», откинула крышку, потом медленно подняла голову. Лицо у нее было совершенно ошалелое.
– Чего там? – спросила я. – Еще один покойник?
– Деньги, – тихо ответила Люська.
Я обошла машину и заглянула в «дипломат». В тусклом свете я увидела пачки по пятьдесят тысяч, лежавшие ровными рядами.
– Десять по пять, – уже торопливо начала Люська. – Это пятьдесят, по пять «лимонов» в каждой. Двести пятьдесят миллионов… убиться дверью!..
Мы посмотрели друг на друга.
– Свет выключи, – тихо сказала Люська. – Не ровен час, кто-нибудь мимо поедет, увидят с дороги.
Свет я выключила, поежилась и по сторонам осмотрелась.
– Мотать отсюда надо. И язык за зубами держать. Парню мы не поможем, а сами влипнем. Пошли.
– Как пошли? – ужаснулась Люська. – Ты чего, хочешь деньги бросить?
– Что значит «бросить»? Они чужие.
– Ты чего это говоришь-то? Такие деньги… для моих-то нервов.
– Покойника обворовываешь?
– Да заткнись ты… за такие деньги…
– Вот именно. За такие деньги тебе сто раз башку оторвут.
– А кто узнает? Мотаем отсюда, и молчок. Спрячем их, а тратить начнем через годик. Все забудется. Это судьба, слышишь, судьба нам деньги посылает.
– Ага, – хмыкнула я. – И неприятности в придачу. Деньги эти ворованные. Дураку ясно. Честный человек двести пятьдесят миллионов в «дипломате» не возит.
– Тем более, – обрадовалась Люська. – Значит, и не обворовываем мы вовсе, а экспроприируем экспроприаторов. И вообще, давай дискутировать подальше отсюда. Наедет кто, базарить не будут, оторвут башку, и вся недолга.
Последнее Люськино замечание показалось мне весьма здравым.
– Пошли, – согласилась я.
– Давай в сумке посмотрим, – заговорщически предложила Люська и потянулась к «молнии». В сумке лежали четыре пачки двадцатидолларовыми купюрами.
– Денег чертова прорва. Восемь тысяч баксов. Прям беда. Теперь главное – смыться, – бубнила Люська. У меня схватило зубы.
– Доллары сунь в карман, – зашипела я. – «Дипломат» в руки, и за мной.
На дорогу мы выходить не стали, пошли в глубь леса.
– Ты что задумала? – спросила Люська.
– Если уж мы с этими деньгами связались, заткнись и делай, что скажу.
Отойдя от машины с километр, я достала из сумки два пакета и переложила в них деньги, «дипломат» спрятала под корягу, конечно, если будут искать, все равно найдут, но так спокойнее.
– Пошли, – сказала я Люське, и мы зашагали лесом параллельно дороге. Было это страшно неудобно и тяжело.
– А чего мы назад идем, а не в город? – волновалась Люська.
– Если кто чего спрашивать будет, так эти козлы выкинули нас за Глебовским. Туда мы и притопали. А здесь нас не было, ясно?
– Ясно.
