Заглянула – и задохнулась от ужаса и омерзения.
Ужас принял вид небольшой, площадью около пяти-шести квадратных метров, каморки с грубо обтесанными стенами и потолком. Посреди сей смердящей конуры находилось возвышение, державшее на своих плечах массивный гроб. Сделанный, похоже, из хорошего дерева, не превратившегося за все эти годы в труху.
И вот сюда этот мерзавец при полном попустительстве отца притащил мальчишку и бросил его умирать мучительной смертью?! Омерзение, выглядевшее комком слизи с физиономией фон Клотца, радостно булькнуло, приглашая разделить восхищение простотой и элегантностью замысла. Ну как же, ведь это так рационально: и руки лично марать не пришлось, и досадная помеха, способная доставить неприятности как в настоящем, так и в будущем устранена. И еще одна выгода – сестричку можно пошантажировать, заставить ее сделать все, что угодно. Месть со стороны отца? Не смешите, фрау и герры, ЭТОМУ отцу, по большому счету, абсолютно безразлично все, что не касается денег! Повозмущается Андрюша для порядка и заткнется, получив свою долю пирога.
А кстати, что это за пирог? Я повернулась к Саше, помогавшей сыну подняться:
– Саша, ты-то хоть понимаешь, ради чего было затеяно это сволочное действо? Потому что я лично совсем запуталась.
– Я сама ничего не понимаю, – пожала плечами подруга. – Столько усилий, столько подготовки, столько подлости – а смысл?
– Голубовский поведал мне слезливую историю о своих долгах и страстной любви белесой крысы к твоей дочери, – сказала я.
– Бред какой-то! – Саша раздраженно поморщилась. – Разве я так уж активно мешала этой любви? А ты? А Слава? И вообще, – она наклонилась, собирая оставшиеся пожитки, – давай обсудим все попозже, хорошо? Сейчас нам следует решать задачи поэтапно. Этап первый: выбраться наконец из этого проклятого подземелья. Пошли?
– Пошлю, – буркнула я, – обязательно пошлю! Но потом. Зато – цветисто и далеко.
– Злюка. Слава, можешь опереться на мою руку.
– Мама!
И мы двинулись обратно, следуя отметкам из лейкопластыря на стенах. Скорее всего, существовал и какой-то другой, более короткий путь на поверхность, которым и воспользовался фон Клотц. Но тратить время на его поиски, рискуя заблудиться окончательно, нам не хотелось.
Славка держался молодцом. Он уверенно шагал рядом с матерью, периодически пытаясь забрать у нее вещмешок. Попытки его, естественно, были безуспешными, но само шутливое препирательство, сопровождавшее их, доставляло парню симпатичное такое, переливающееся счастьем удовольствие. Лучики этого счастья досаждали затхлой атмосфере подземелья гораздо больше, чем холодный свет фонаря. Мрак лопался и неопрятными клочьями повисал на стенах, тишина зажимала уши и корчилась от злости. Эти людишки опять вместе, они счастливы и они победили! Кошмар какой-то!
Мы давно уже вернулись в коридор, декорированный коробом с электрическим кабелем. Славка продолжал болтать и задираться, но его голос слабел, дыхание начало сбиваться. Действие стимулятора заканчивалось, парень мог упасть без чувств в любую минуту.
– Слава, береги силы, давай помолчим, хорошо? – Саша с тревогой смотрела на сына, проверяя его пульс. – Я не знаю, сколько нам еще идти, поэтому давайте остановимся, передохнем и подкрепимся. На, сынок, поешь. Тут вот еще апельсин есть, он сочный и хорошо восстанавливает силы.
– А у меня яблоко есть, кушай.
– Мама, тетя Аня, вы что?! – возмущенно завопил Славка, глядя на двух заботливых клуш, припасших цыпленку свежего червячка. Я что, малыш несмышленый, по-вашему, который с радостью выхватит у мамы вкуснятинку и безмятежно зачавкает ее, даже и не думая с ней поделиться? Вы серьезно надеетесь, что я возьму у двух слабых женщин последнюю еду?!! Ни за что!
– Славка, не ерунди. – Я взяла парня за руку и насильно вложила ему в ладонь яблоко. – И не вздумай бросать еду на пол, а то в ухо получишь! Мы все понимаем, ты у нас единственный мужчина, защитник и все такое, но знаешь, дорогой мой мужчиночка, мы с твоей мамой сегодня утром сытно позавтракали, да еще и перекусывали по пути, а ты, если еще помнишь, не ел уже два дня.
– И еще два дня могу не есть! Я нормально себя чувствую!
– Это действие стимулятора, а оно имеет свойство заканчиваться, – Саша повторила мой фокус, пристроив апельсин в другую руку сына.
– Еще раз меня уколешь, у тебя есть, я видел! – заявил Славка.
– Нет, Слава, нельзя. Тебе и после этого укола плохо будет, а два подряд могут посадить тебе сердце.
– Но я…
– Все, тема закрыта. Подумай о том, что, если ты свалишься, нам с тетей Аней придется нести тебя на руках, а ты мальчонка рослый, тяжелый…
– А мы – всего лишь слабые женщины! – расстроенно всхлипнула я.
– Ага, слабые, а кто дверь дубовую недавно в щепки разнес? – проворчал Славка, усаживаясь у стены. – Кстати, как вам это удалось? Я все руки об нее ссадил – и все никак.
– Ничто не может остановить мать, когда ее детеныш в опасности. – Я подтолкнула Сашу в бок.
– Мам, что, серьезно? Это ты?! Одна?!!
– Не отвлекайся, ешь, – Саша явно не хотела развивать эту тему.
– Ладно, ладно, уговорили.
И Славка с хрустом впился зубами в яблочный бок.
Мы отдыхали около часа, выключив фонарь. Я очень надеялась подремать, поскольку вымоталась окончательно, но натруженные и изгрызанные крысами ноги нашли в себе достаточно сил, чтобы растоптать эту надежду в блинчик. Раны мои горели огнем, очевидно, анестезирующее действие наложенного Сашей лекарства закончилось. От боли я стонала и вопила, но мысленно, ведь рядом раздавалось сонное сопение Славки.
Очевидно, вопли и стенания, не получив звуковой поддержки, выместили свое недовольство на моей физиономии, поскольку Саша, включив фонарь и увидев меня, охнула и лихорадочно принялась копаться в своей торбе:
– Анетка, ты с ума сошла! Почему ничего не сказала, а? Только что учила моего сына рациональности мышления, а сама!
– Сашуля, только не говори, что за время нашей сиесты крысы добрались и до него, – просипела я, пытаясь вспомнить, как должна выглядеть жизнерадостная оптимистка.
– До кого? – Саша испуганно посмотрела на сонно моргавшего сына.
– До личика моего ангельского, ты же только что сказала – нет его, нет, родименького, одни кости обглоданные торчат! – вполне реалистично провыла я.
Моему несомненному актерскому дарованию весьма поспособствовало то, что в данный момент Саша снимала пропитавшиеся кровью бинты с моих ног. Завоешь тут!
Славка с ужасом уставился на весьма неаппетитные следы крысиной трапезы:
– Тетя Аня, что это?!
– Крысы, – сквозь зубы прошипела я, изо всех сил стараясь не заорать во весь голос.
– На вас напали крысы?! Здесь, в подземелье?! А откуда они взялись? Я их не видел, когда сидел там, да и сейчас их нет.
– Тебе в какой последовательности отвечать, дружище?
– Анетка, прости, – Саша старательно бинтовала мои раны, израсходовав остатки мази. По ее щекам набиравшими силу ручейками текли слезы и капали на повязку. – Какая же я была сволочь, Господи! Как я могла! Дрянь, дрянь, дрянь!
– Мам, ты что? Что ты говоришь такое?!
– Действительно, мамс, – я улыбнулась зареванной Саше и дернула ее за светлую прядь волос, – что-то ты бредишь. Несешь чепуху всякую, сына пугаешь.
– И вовсе…
– Хорошо-хорошо, не пугаешь, а расстраиваешь. Прекрати сейчас же! Эй, а это еще что?
