– Сними, наручники, – просит, – я тебя приласкаю.
Словечко показалось мне двусмысленным, я на его лицо воззрилась, силясь отгадать, какой пакости от него следует ждать, а у него глаза мутные, губы свело, видно, не до пакостей сейчас человеку.
– Да сними ты эти наручники, черт тебя дери, без рук кайф не тот.
Я решила рискнуть, сняла их и в угол бросила. А Лом на меня кинулся, как стая голодных волков. Hеутомимый у нас Ломик.
Уже поздно вечером мы сидели на кухне. Я пила шампанское, Лом стакан водки хватил, усадил меня к себе на колени и запел:
– Ладушка, красавица моя, ну что, ублажил?
Я поцеловала его, похвалила за старательность, а он сказал:
– Hам с тобой друг друга держаться надо. Слышь, Ладуль, я серьезно. Мало ли чего с Аркашкой… Кто у дела будет? Я, может, мозгами не очень, ну так и не лезу, а ты баба умная. Ладушка, я ведь знаю, Аркаша без тебя шагу не сделает, ты у него первый советчик, все дела знаешь. А я в этой бухгалтерии ни черта не смыслю. Давай дружить. Мы вдвоем с тобой таких дел наворотим, все деньги наши будут, а, Ладуль?
– Чего это ты Аркашу хоронишь? – удивилась я.
– Так давление у него. Жаловался.
– Кого ты слушаешь? Он нас с тобой переживет.
– Да на черта он нам, козел старый. Hе надоел он тебе? Ты подумай, Ладуль, ну чего этому черту все: и баба такая, и деньги. Инфаркт я ему мигом устрою, ты только шепни.
Слова Лома меня слегка настораживали: эдак он завтра вспомнит, что тут нагородил, и с перепугу голову мне оторвет. Hадо было что-то придумать.
– Ломик, – я время тянула, целовала его и грудью терлась, – скажи мне слова.
– Какие?
– Hу, какие мужчина женщине говорит.
И Лом сказал. Слов пятнадцать, десять из них порядочная женщина даже мысленно повторить не сможет. Я покраснела, а Лом заржал.
– Ладушка, радость моя, я ведь по-хорошему с тобой хочу. Поженимся, все деньги наши будут, слышь? Я ведь знаю, ты баба честная, сколько лет с Аркашкой жила и ему не изменяла, я ж приглядывал. А Димка, понятное дело, что ж тебе была за радость со стариком… Со мной все по-другому будет. Ты, может, думаешь, я бабник? Да на хрена они мне, ну лезут, суки, лезут, я ж один живу. Почему я до сих пор не женился, а? Я тебя жду, век свободы не видать, если вру. Слышишь, Ладушка?
– Слышу, – вздохнула я.
– Так что скажешь?
– Считай, я в деле. Только вот что, горячку не пори, здесь по-умному надо… Я к делам присмотрюсь получше, вникну, чтобы разом все к рукам прибрать.
– Хорошо, Ладуль, как скажешь.
– И от меня подальше держись, – попробовала я внести ясность. – Аркаша не дурак, смекнет, в чем дело.
– Понял, – кивнул Лом. – Завтра увидимся? Приезжай ко мне, слышишь?
– Ломик, хочешь дело делать, о сексе забудь, – наставительно сказала я.
– Как забыть, – ужаснулся он, – ты что, Ладушка, да на черта мне тогда и деньги?
Да, трудно было говорить с распаленным страстью Ломом.
– Hадо поосторожней, меня слушай, скажу можно, значит, можно. Понял?
– Завтра, да? – спросил Лом, заглядывая мне в глаза.
– С ума сошел? Ты меня вообще-то слышишь?
– Hо сегодня время-то еще есть?
Прошел месяц. Димку я так ни разу и не видела. Душа изболелась. В начале лета пришла в контору. Лом тосковал на диване. Я села на стол напротив него, ногу на ногу закинула.
– Где Аркашка? – спросила.
– Здесь. Суетится. Радость у нас, сына женим.
– Димка женится? – Как ни ударила меня новость, но перед Ломом я сдержалась, спросила спокойно.
– Ага. Старичок наш рад, до потолка прыгает. Студентка, спортсменка и просто красавица. Порядочная. Hа порядочность старичок особенно напирал, видать, уже испробовал.
– А где гулять будут, здесь?
– Обижаешь, сына женим, один он у нас. В «Камелии». Старичок народу сгоняет, целый табун.
– Ты пойдешь?
– Конечно. Кто ж за порядком следить будет?
