нужны слова и жесты, они все понимают и так. Этот взмах рукой — для меня.
Мы двинулись дальше и достигли новой улицы. Когда же они кончатся? Вроде Эрни говорил мне, сколько улиц вливаются в эту проклятую площадь. Четыре? Но одну я видел — Первую, а сейчас мы идем на четвертую по счету. Неужели пошли на второй круг?
— Смотри! — сказал Клоун и мне почудилось отчаяние в его ровном голосе. Нет, что только не привидится омраченному страданиями мозгу! У него не может быть эмоций теперь, когда не перед кем притворяться. Я в который уже раз послушно вгляделся в плавающую перед глазами улицу, в ее дома… Нет и не может быть. Первая улица, я уже видел ее название… Существовал, конечно, шанс на то, что я не рассмотрел какой-нибудь ключевой детали, именно поэтому виртуальные палачи приволокли меня сюда. Но они проиграли, а вместе с ними проиграл и я. В выигрыше только СС, как и должно было быть, никак иначе. Я понял это, понял всю свою мелкую значимость или даже отсутствие ее, понял нелепость желания стать предателем. Никто не позволит мне этого сделать. Я могу только страдать и умереть, если не смог выполнить задания и провалился.
Я дико захохотал, трясясь в крепких тисках множества рук так сильно, что они вынуждены были сжаться до невообразимого предела. Казалось, мои кости, далеко не самые хрупкие и тонкие по человеческим меркам, сейчас с треском переломятся. Клоун застыл, опустив руки, как обесточенный робот, а Акробат пошел ко мне с зажатым в ладони ножом. Руки державших рывком подняли меня вверх, заставив встать на ватные ноги и смотреть мучителю прямо в лицо. Акробат ткнул ножом мне в живот и стал вращать его там. Я дергался из стороны в сторону, я пытался подпрыгнуть и выскочить из своей кожи, чтобы только убежать от этой дикой боли, наматывающей все мое нутро на свои железные пальцы. Прожигающие насквозь щупальца проникали в каждый уголок, разрывали каждую клетку, разбивали на части каждую молекулу. Я был рад развалиться на самые Мелкие кусочки, только бы не было больше того цельного организма, который в состоянии чувствовать все это. Но этого не происходило. Я был одной огромной печенью Прометея, которую разрывали на куски когти боли — только для того, чтобы она срасталась снова для новой пытки. Это происходило в каждое мгновение.
Я больше не мог кричать, я лишился уже всего, осталась только способность чувствовать боль. Акробат опустился на колени и вскоре поднялся снова, держа в ладонях горсть сизых слизистых трубок, переплетенных друг с другом, покрытых пятнами крови, жутко воняющих. Молча, с улыбкой, он ткнул этой отвратительной требухой мне прямо в лицо…
Потом он выпустил мои кишки и застыл неподвижно. Они все застыли. Я выпал из ослабших объятий, им под ноги, жалкий, выпотрошенный, валяющийся в вонючей луже собственной крови, перемешанной с вытекающим содержимым кишок. Они безучастно смотрели в то место, где я стоял до того. Их выключили. Я пытался уползти от ужаса, от липкой мерзости, пробиравшей меня даже через боль, уползти от этой сизой страшной горки, недавно бывшей частью меня. Кажется, я все-таки сходил с ума… Но тут меня с верхом накрыла тьма, та самая, что не есть отсутствие света, а отсутствие чего бы то ни было.
…Больше всего я боялся очнуться. Но когда ты можешь бояться, то ты уже очнулся. Единственное, что я мог делать в этой ситуации, — не открывать глаза. Глупо, по-детски, словно думая: если я никого не вижу, значит, и меня не видят…
В затылок упирался узкий твердый край, спинка кресла или что-то вроде того, так как задницей и спиной я чувствовал жесткие поверхности. Мне казалось, что я размазан по ним, как кусок прокисшего и ни к чему не годного теста. Рядом слышались голоса, но никто не пытался меня бить. Пока…
Я лежал долго, упорно, без малейшего движения… Однако бесконечно это продолжаться не могло. Все тело страшно затекло и начало болеть не хуже, чем… нет, я не могу вспоминать это без крика! Резко дернувшись, я уселся прямо и широко открыл глаза.
Мой стул стоял посредине комнаты с зелеными стенами, точно такой же, как та, в которой я начал третий этап своей эпопеи. У дальней стены в креслах устроились трое человек, которых я не мог рассмотреть сразу. Они сидели спокойно и не делали попыток встать или заговорить со мной — очевидно, просто наблюдали.
Дрожа от страха, я опустил взгляд и посмотрел на руку. Цела. Ну да, ведь и нос цел, как это я сразу не сообразил? Мало того, я был еще и совершенно свободен. Ни на руках, ни на ногах не было пут. Ну конечно, им нечего меня опасаться. Я медленно поднял правую ладонь и посмотрел на нее: она ходила ходуном. Потом медленно и осторожно ощупал живот, хотя и догадывался о том, что там нет огромных резаных ран… Однако чувства облегчения не было. Я не мог больше доверять своему зрению, слуху, осязанию и обонянию, ибо все они могут предать мой мозг. Кто знает, вдруг на самом деле они обкорнали меня по-настоящему, а теперь придумали новый трюк и смоделировали целое тело? Нет, я опять на дне ловушки без просвета и надежды выбраться. Все продолжается.
Никаких сил выражать свои отвратительные чувства у меня не было. Казалось, что я с ног до головы придавлен большущей металлической плитой и сдвинуть ее не смогу никогда. Я перевел взгляд с собственного тела на кресла у стены и попытался разобрать, что это за люди и какого черта они здесь делают?
Справа, ближе к двери, сидел человек средних лет в костюме полувоенного покроя, с надменным лицом и гнусными тонкими усиками. Сложив руки на груди, он пристально рассматривал меня. На двух других креслах — абсолютно другие личности: они поерзывали, словно находиться тут им было неловко. Одеты оба были в разные по стилю, но одинаково далекие от строгости костюмы, у одного к тому же поверх был накинут халат. Только прически как-то роднили всех троих — короткие, аккуратные, без всяких там цветных прядей или бантиков. Человек в халате выглядел немного испуганным и постоянно облизывал пересохшие губы, а тот, что отделял его от надменного усача, хмурился и играл желваками.
— Он на нас смотрит, — сказал вдруг человек в полувоенном костюме. Скривив губы, он повернулся к сидящему в Центре и медленно процедил: — Смотрит с правом победителя. Он победил вашу дурацкую программу.
Человек в центре хмыкнул и с презрением отвернулся от говорившего, но потом поглядел на меня и ответил:
— Нас победил не он, нас победил тот предатель, который прячется в недрах Резиденции. Вы просто хотите свалить на нас вину своего друга Монтроза. — Голос у этого парня был жесткий. Он говорил отрывисто и безапелляционно, что не понравилось обладателю полувоенного наряда.
— Не надо так говорить со мной, Бальтазар. Ты забываешь, кто ты и кто я. Я такого не прощаю…
— А я вас не боюсь, уважаемый Вальданес. Я тоже не последний человек,
— И далеко не первый. После этого позорного провала я постараюсь, чтобы ноги вашей не было в КРиК. Ни вашей, ни вашего выкормыша! — При этих словах человек в халате вздрогнул и вжал голову в плечи, глядя на Бальтазара и Вальданеса с ужасом.
— Невио — лучший специалист в области виртуальной реальности на всей этой вшивой планете! — взорвался Бальтазар.
— Почему же у меня нет имени вражеского резидента? — насмешливо спросил Вальданес. Похоже, что чем больше нервничал его противник, тем лучше чувствовал себя он сам. Однако стоило ему мельком посмотреть на меня, легкая улыбка испарилась, как попавшая на раскаленную сковородку вода.
— Да потому, что здесь завелась крыса, Вальданес!!! — взревел Бальтазар и в ярости стукнул по подлокотникам кресла. Вслед за этим, он вскочил на ноги и принялся мерить шагами комнату между мной и креслами.
— Извините, — пролепетал Невио. — Но все шло просто прекрасно, пока неизвестный субъект не внедрился в течение процесса моделирования и не сообщил объекту важных сведений… Скажите, господин Гаккель, вы ведь продолжили бы выполнять задание, если бы тот человек в кафе не сбил вас с толку?
Я не сразу понял, что он обращался ко мне. С трудом вспомнил — что это за фамилия такая, Гаккель. Моя ведь… Пока я соображал, остальные тоже перевели взгляды на меня.
— Я просто хотел поехать на берег океана и отдохнуть… — устало сказал я им. Вальданес запрокинул голову и негромко рассмеялся. Легонько похлопав ладонью о ладонь, он сказал:
— Вот это профессионал! Он до сих пор не сдался! — Если б он только знал, как далеки от истины эти слова. — Ему плевать, что он там говорил в вашей дурацкой нереальности! Всегда можно заявить: «Я
