– А… через кухню. Дверь открыта…
– Знаю, что дверь открыта… – Владимир Юрьевич посмотрел как-то странно, подумал, нахмурился и заявил: – Слышала пословицу: «Кто много видит, тот долго не живет»?
– У меня зрение плохое, – честно ответила я, а Владимир Юрьевич вдруг пробормотал: «Черт», я проследила его взгляд и на мгновение увидела тень на противоположной стене. Кто-то торопливо прошел к лестнице.
– Иди работай! – рявкнул мой начальник и хлопнул дверью, а я ускорила шаги и, завернув за угол, выглянула на лестницу: она была пуста.
– Тайны мадридского двора, – проворчала я и вздрогнула от неожиданности: кто-то взял меня за локоть. Вздрагивать не стоило: рядом стояла Зойка.
– Кувалда нас покинул, – сообщила она ласково. – Была идея, что наш друг решит встретить нас после работы, но знающие люди заверили: не рискнет. Хорошая новость, правда?
– Ага. Ты случаем не видела, кто по лестнице спускался?
– Нет, конечно. Я же за тобой шла. Давай в зал, мужики пьяные, базары гнилые, я на ногах еле стою. Хорош халтурить.
– Пойдем, – кивнула я, мысленно послав к черту все здешние тайны.
…К половине третьего наконец-то все разошлись. В зале остался Ванька, весело поглядывающий на мою подружку и совершенно не обращающий внимания на то, что ресторан вроде бы закрыт, и дядя Миша в своем углу, задумчивый и тихий, а главное, почти трезвый. Беспокоить его никто не решился, а сам он никуда не спешил.
– Дочка, – позвал он, когда я проходила мимо. Я подошла. Он ткнул пальцем в стул напротив: – Садись.
Я села, серьезно глядя на него. С такими людьми, как дядя Миша, никогда наперед не скажешь, что тебя ожидает.
– Тебя как правильно-то зовут? – усмехнулся старик.
– Виталия.
– Ишь ты, имя вроде бы мужское.
– Отец назвал, мечтал о сыне.
– Ага… – Он по-стариковски пожевал губами, задумчиво разглядывая свои ладони, и продолжил: – Ты вот что… Ты все эти глупости не слушай, один дурак сказал, другой дурак повторил… Никто тебя не тронет. А начнет кто руки распускать, мне скажи. Здесь каждый подтвердит: дядя Миша слово держит.
– Спасибо, – сказала я, он усмехнулся:
– Пожалуйста. Характер у тебя есть. Это хорошо. Не пропадешь, значит. А отсюда уходи. Ищи место поспокойней.
– Да нам только первое время перебиться…
– Вот-вот… так что сегодняшнее близко к сердцу не принимай, ни к чему. Морду отожрал, боров, а жизни не видел. Это он здесь хорохорится, а… сама знаешь… Ладно, заучил я тебя…
– Спасибо, – серьезно сказала я, подтверждая слова кивком.
Подошла Зойка.
– Ну что, дядя Миша, по маленькой, на дорожку?
– Давай. И парня своего крикни. Посидим.
Ванька подошел, поздоровался почтительно и сел рядом, Зойка принесла водки и закуски, какая нашлась в кухне. Владимир Юрьевич заглянул в зал, покачал головой, но словесно свое недовольство не высказал. Особо долго засиживаться не стали, дядя Миша тяжело поднялся, и стало ясно: впечатление, что он трезв, весьма обманчиво. Мы вызвали такси и вчетвером вышли на улицу, поддерживая дядю Мишу, при этом старались, чтобы в глаза наша забота не бросалась. Жил старик по соседству, Ванька проводил его до подъезда, заскочил в магазин с надписью через всю витрину «Круглосуточно» и вернулся с бутылкой шампанского, литровкой водки и связкой бананов.
– Ну что, сестренки, – сказал он весело, – у вас завтра выходной…
Мне было ясно: первый шаг к неприятностям – это связаться с таким парнем, как этот Ванька, набивающийся Зойке в женихи. Вышел он совсем недавно, а сядет на днях, это у него на морде написано крупными буквами. Руки до локтей в наколках, а каждая фраза и даже интонация как справка об освобождении. Зойке он не пара. Мужик ей нужен работящий, серьезный и… Я взглянула на подружку, она зазывно улыбалась Ваньке, щуря кошачьи глаза, а я мысленно махнула рукой: в конце концов, после нескольких лет за колючкой дома ее никто не ждал, и я очень сомневаюсь, что за четыре месяца, что она на воле, у нее был мужик (а если и был, то из-за беспробудного пьянства она его вряд ли вспомнит). В общем, пусть будет Ванька, ведь не замуж за него выходить…
Приехали к нам, Палыч спал в кухне, устроив голову на подоконнике, его растолкали и усадили за стол. Однако все, а в первую очередь мы с Палычем, переоценили свои силы, пить не хотелось, глаза слипались, Палыч дремал, я зевала, а Зойка с Ванькой переглядывались. Чувствовалось, что на кухне им неинтересно. Через полчаса Палыч ушел к себе, я, уступив комнату Зойке, устроилась в кухне на раскладушке, еще раз зевнула и закрыла глаза с намерением мгновенно уснуть. Но лишь только мысли начали путаться в моей голове, мешая сон с явью, как зазвонил телефон. Чертыхаясь, я с трудом выбралась из раскладушки и сняла трубку.
– Виталия? – спросил мужской голос.
– Да, – тряхнув головой, ответила я.
– Это Володя, Владимир Юрьевич. – Ранее мне не приходилось разговаривать с начальником по
