— Слушай-слушай его, Алан. Сам знаешь этих стихоплётов. Они ещё легенду про тебя сложат. Чего- нибудь эдакое. Про тебя и бабу твою… как бишь её?
— Да ну тебя… скажешь тоже… легенду…
— Опять ты здесь, старик!
Няня приходит как раз к концу истории, и на этот раз ничего не успевает испортить. Она качает головой и ставит поднос с питьём на столик, держась от девочки подальше.
— Совсем уморил нашу Селенку! Ей бы поспать немного, а ты всё россказни свои да сказки!
— Мне нравится, няня, — говорит девочка, а старый Лотар опускает седую голову. Он никогда не спорит с няней, и девочке его жалко — няня не права.
— Понимаю, что нравится. Мне в твои годы тоже нравилось всякие глупости слушать. Выпей-ка.
— Это не глупости, — говорит девочка, грея окоченевшие пальцы о стенки чашки. Питьё противное, но пальцы замёрзли, а чашка тёплая. — Лотар рассказывал мне про наши цветы. Цветы ведь настоящие. Это не сказка.
— Не сказка, — кивает няня. — А всё остальное — сказка! Знаю я эту чушь, про южные цветы да рыцаря-менестреля. Ну и чушь так чушь! Где это видано, чтобы рыцари песни слагали, ещё и складные? Да чтобы цветы просто так взяли и выросли на снегу? Сами по себе!
— Они не сами по себе, это любовь…
— Да уж! Любовь. Да дураку понятно, что магия. Что ж ещё, как не магия? Я вот тебе всю правду расскажу, мне моя бабка говорила. Как-то один колдун…
— Няня, — голос Лотара почему-то делается жёстким. — Вы, кажется, сказали, что Селена устала.
— Ой, верно, — спохватывается та. — Заболтали вы меня! Допила? Теперь спи, Селенка, отдыхай.
Она машет Лотару на дверь, Лотар встаёт и идёт вон, тяжело опираясь на клюку. У него с юных лет эта клюка, он поэтому и не стал великим рыцарем. А няня не стала прекрасной леди, потому что она простолюдинка. А девочка не станет прекрасной леди, потому что она совсем некрасивая. И теперь будет ещё некрасивее, даже если снова увидит цветы, даже если вплетёт их в свои волосы. Хоть и зовут её Селеной. Хоть цветы те самые. Но почему-то в её истории, в отличие от истории про Алана и его Селену, всё так нелегко.
Няня, выходя, задувает свечу, и девочка остаётся одна в темноте. Декабрьская ночь темна, хоть в ней и есть что-то ещё, кроме снега. Девочка натягивает одеяло совсем высоко и смотрит сквозь тающий во мраке дымок на снег, бьющийся в стекло. Если бы было лето, она бы нашла силы встать и подойти к окну. А там, за ним, увидела бы тёплые жёлтые цветы, выросшие из того цветка, что был в её волосах… из той любви, что греет девочку этой декабрьской ночью. Сейчас цветы замело снегом, но они выстоят до весны, как выстаивают уже много веков подряд. Потому что их тоже греет эта любовь. Такая красивая, сладкая, лёгкая…. тёплая.
И, засыпая, девочка чувствует это тепло чужой любви, и верит в него, и надеется, что там, в наступающем долгом сне, оно тоже ее согреет.
Всеволод Пименов и Ольга Кноблох
АКУНА МАТАТА
— Вы уверены? — куратор затянулся сигаретой и пристально посмотрел на Антона. От этого взгляда пробирала дрожь. Они беседовали уже полчаса. Антон тоже закурил.
— Нет, я серьезно. Вы участвуете в Игре?
— Да, да и еще раз да! Вы меня спрашиваете уже седьмой раз, и я отвечаю вам «да»! Документы подписаны, я согласен на все ваши условия. Что вам, черт подери, неймется? Давайте уже запускайте, а то мы так всю…
— Тс-с!!! Тихо! Не произносите этого слова, вы же читали Договор, и вы уже его подписали. То, что я вас спрашиваю о желании участия — уже часть Игры. Традиция. Вот вы в преферанс играете? Помните: сначала раздай, потом кури? Это из той же серии. Так что поздравляю вас с началом! Хотите коньяку?
— Определенно.
Куратор разлил, они чокнулись и выпили.
— Теперь на прощанье кое-что повторим. У вас месяц, в течение этого месяца у вас не будет никаких проблем, вообще никаких, мы об этом позаботимся. С вас: неразглашение и соблюдение других условий. И помните о главном запрете! Этого слова для вас больше не существует.
Антон кивнул. Молча встал и пожал протянутую поверх стола руку:
— До встречи через месяц.
— Если она состоится, в чем лично я не уверен, — он улыбнулся. — Удачи! Она вам понадобится, не сомневайтесь.
«Здравствуйте, Марк. Я подтверждаю: наш договор в силе. Деньги уже переведены на ваш счет, и вы можете приступать в любую минуту. К тому, что я вам уже рассказал, не могу ничего добавить, таковы условия. Все остальное вам предстоит узнать из моих намеков. Я надеюсь на вашу проницательность и профессионализм.
С безграничным уважением, А.К.
P.S. Поторопитесь, у нас всего месяц!»
Поповский еще раз перечитал короткое письмо. Сложил и сунул его в жилетный карман. Потом вытащил, положил в пепельницу и поджег. Залез в сеть, проверил счет. Сумма не просто внушала уважение — пугала. Но и работка была еще та. Марк включил диктофон:
— Дело номер 12 заведено 2 ноября 20.. года. Заказчик Артур Каспарян, имя, скорее всего, вымышленное. Игрок…
«Уважаемый Артур, здравствуйте. Признаться честно, я долго думал, браться мне за Ваше дело, или нет. Слишком много неизвестных в этом уравнении. Но Вы сумели растопить мои сомнения. Дело даже не в деньгах, я всегда интересовался этим вопросом. Почему? Это долгая история, к нашей проблеме имеющая лишь косвенное отношение. Очень интересно узнать, чего Вы пожелали, но я сам понимаю, Вы не можете мне сказать. Я предполагаю, что Ваше желание было достаточно сложным и развернутым; что-то вроде беспроблемного во всех отношениях существования. Если я прав, начните свое следующее письмо с разговора о погоде. И еще мне хотелось бы Вас попросить — не потрудитесь в тексте пометить звездочкой слова, фразы и предложения, которые мне не следует понимать буквально. Договорились? Кое-что начинает наклевываться, жаль нельзя пользоваться электронной почтой. Мне даже такая связь внушает опасения. Я знаю, на что способны эти люди, и я боюсь. Мне не стыдно в этом признаться. Я прекрасно осознаю всю опасность происходящего. Однако я рискую в меньшей степени, ибо не связан никакими обязательствами. Берегите себя и помните: я с Вами, и вместе мы распутаем этот клубок.
