объявиться в универмаге даже такой нахал, как Лукьянов, не рискнул. И убивать Тюрину отправился Ларионов. Алиби на это время у него дохлое. К врачу ездил, к кардиологу. Я старушек, что в очереди сидели, позавчера поспрашивала, Ларионов очередь занял, потом курить ушел и отсутствовал минут сорок. От больницы до универмага пешком десять минут, Лукьянов его наверняка страховал, и много времени работа не заняла. Ларионов вернулся, а одна глазастая бабка заметила у него кровь на рукаве пиджака. Меня к тому времени уже запустили по следу, и Лукьянов ко мне присоединился, чтобы направить в нужное русло. Я добросовестно все раскрыла и обвинила Игнатова в убийстве четверых человек. Но он оказался вам не по зубам и сдаваться, то есть уступать свой кусок пирога, не думал. А надо было спешить. Суд должен был состояться через десять дней, и Игнатов его, безусловно, выиграл бы. И тогда Игнатов убивает жену и кончает жизнь самоубийством с помощью все того же Лукьянова и его нового друга Ларионова. Но вот незадача: в отсутствие хозяев Ларионов заглянул в дом, чтобы иметь представление о будущем месте действия, и столкнулся с домработницей. Она его запомнила. То, что в доме во время убийства был третий человек, они поняли быстро, но убрать ее на следующий день было неразумно: вчера хозяева, сегодня домработница… А веру в самоубийство Игнатова пошатнуть опасно. К тому же физиономий убийц домработница не видела, они орудовали в масках, уходили в темноте. Но и рисковать не могли. Она могла заговорить, и их план полетел бы к чертям собачьим. Ларионов отправился к ней в облике водопроводчика. У меня есть человек, который видел, как Ларионов переодевался в подъезде: дядя этажом выше соседей ждал, ключи забыл. Женщина Ларионова узнала, напугалась и пустилась в бега. Вчера ее убили. Ограбление квартиры, такое сплошь и рядом бывает. Но если твоего Ларионова как следует тряхнуть, он молчать не будет. И Карпов тоже. Теперь главное: у нас десять трупов. Твой личный рекорд. Ты не находишь? И все это… Твое желание быть полезным друзьям поистине безгранично.
Я отлепилась от стены. Свою речь я закончила, и здесь меня, по большому счету, ничего не держало.
– Я… я должен был догадаться, – глядя сквозь меня, тихо сказал Дед.
– Так ты не знал? – подняла я брови.
– Знал, не знал. Должен был догадываться. Сядь, – кивнул он.
Я села напротив, торопиться мне было некуда, отчего ж не послушать.
– Ты ведь понимаешь… – помедлив, сказал Дед. – Если мы решимся… ни ты, ни я долго не проживем.
Я почесала нос и кивнула, потому что действительно понимала это.
– Давай так. На следующей неделе я ложусь в больницу. Сердце у меня и в самом деле пошаливает. А потом подам в отставку по состоянию здоровья.
– Ты это серьезно? – усмехнулась я.
– Да, серьезно. Ведь это единственный способ удержать тебя. Разве нет? А без тебя я не представляю своей жизни… Договорились?
Мы смотрели в глаза друг другу, долго, минуты две. На какое-то мгновение мне вдруг очень захотелось поверить. Правда, длилось это недолго. Пройдет месяц, и он, вот так же сидя напротив меня, попросит подождать второй, потом третий, а потом все это просто потеряет смысл. Разве так уже не было? Я со счета сбилась, пытаясь определить: в который раз?
– Договорились? – повторил он, и в глазах его мелькнул испуг. Я покачала головой:
– Нет.
– Нет? – нахмурился он.
– Обойдемся без жертвоприношений, – сказала я, поднимаясь. – Что ты без всего этого? – разведя руками, усмехнулась я. – Давай так: у тебя своя жизнь, у меня своя. – Я поднялась и пошла к двери. Когда взялась за ручку, повернулась и добавила: – А если тебя что-то не устраивает, можешь застрелиться.
– Ну чего? – испуганно спросила Ритка.
– Финита ля комедия, – скроив несчастную рожу, сообщила я. – Допрыгалась. Дед велел писать заявление.
– Врешь, – охнула Ритка и даже покраснела.
– И он прав. Отправляюсь на излечение от алкоголизма. Курс – три месяца. Если справлюсь с недугом, возьмет назад.
– Да что ты мелешь? Какой алкоголизм?
Я тяжело вздохнула:
– Не справляюсь я. Видишь, что вытворяю? Неделю держалась, а вчера… – Я выразительно щелкнула по кадыку. – И сразу с ментами драться. Лечиться надо, пока не поздно. Приходи ко мне в психушку с апельсинами.
На этот раз я написала заявление как положено, отдала его Ритке и поехала на такси домой.
Чуть позже в дверь позвонили, я пошла открывать и на пороге обнаружила Алексея, шофера Игнатова.
– Ничего, что я без предупреждения? – кашлянув, спросил он.
– Отпустили?
– Ага. Войти можно?
– Заходи, – пожала я плечами.
– Ты, помнится, говорила, что мы выпьем вместе. Ну вот, чем не повод.
Мы как раз вошли в кухню.
– Я твоих вкусов не знаю и на всякий случай купил всего понемногу. – Он достал из кармана бутылку водки, из другого коньяк, а из третьего мартини. – Закусить есть чем? А то я сбегаю.
