было отражено и, наверно, погрузилось в память материала, и мне бы хотелось стать зеркалом, чтобы помнить, но я остался собой и уснул очень быстро, во всяком случае, я не ощутил никакого перехода - был в спальне, а оказался…

Не знаю, где я оказался. И не знаю - когда.

Но мне довелось присутствовать при гибели Князя Тьмы.

***

Я хватал ртом воздух, но воздуха не осталось, вместо воздуха была пустота, и легкие мои было пусты, и сердце было пусто, и я умер.

Ревекка рассказывала мне потом, что отчаянно перепугалась, вернувшись из ванной и обнаружив меня лежавшим на полу и, будто рыба, выброшенная на берег, дергавшимся и ловившим воздух широко раскрытым ртом.

Ревекка рассказывала мне, что в ванной ей вдруг отчаянно захотелось спать, она пустила холодную воду, чтобы не заснуть, и это, похоже, спасло ей жизнь. И мне тоже, потому что опоздай Ревекка хотя бы на полминуты, мне не помогло бы ни искусственное дыхание изо рта в рот, ни электрошок, который применили парамедики, приехав по вызову и найдя меня в состоянии клинической смерти.

В больнице я провел трое суток. Лежать под капельницей было скучно, за ширмой слышались голоса, и мое обостренное восприятие разбирало отдельные слова, но все это было неинтересно, и визиты Ревекки были не интересны тоже, что-то изменилось во мне, и эта женщина потеряла обаяние. Она говорила голосом, казавшимся мне прежде бархатным и обволакивающим, и я не понимал, что находил в скрипучем тембре и простонародных южных интонациях.

Я хотел сказать ей о том, что все кончено, Дьявола нет больше, и пусть Бойзен сейчас где-то и в чем- то, что христианское учение интерпретирует, как Ад, но Дьявола и в Аду нет, и нигде, он уничтожен взрывом, разнесен не на атомы, поскольку он и раньше состоял не из атомов, а из субстанции, которая не являлась материей и описать которую я не мог бы - особенно сейчас, зная только английские слова и не зная ни слова из того языка, на котором Бойзен говорил с Ним.

Я хотел все рассказать Ревекке, но промолчал.

– Что с тобой было? - спросила она.

– Понятия не имею, - сказал я. - Прихватило сердце. Инфаркт?

– Нет, - покачала она головой. - Сильный приступ, сбои в ритме. Так что с тобой случилось?

– Понятия не имею, - повторил я и отвернулся.

Почему-то я знал, что не должен рассказывать Ревекке о том, что видел и чувствовал в последние свои минуты. Свои? Почему я думал об этих минутах, как о своих? Может, потому, что боль, испытанную Им и победившую Его, я ощущал сам?

Если бы Ревекке дано было знать, она оказалась бы там вместе со мной. Она плескалась в душе. Она отогнала сон, я - не смог. Мы были теперь по разные стороны.

Разные стороны - чего?

– Что с тобой было? - спрашивала она раз за разом, и я раз за разом отвечал:

– Не знаю… Не знаю…

Когда меня выписали, Ревекка ждала в приемном покое.

– Отвези меня в аэропорт, - попросил я. - Я три дня не был в офисе, Джемма говорит, что клиенты выстроились в очередь. Ведут они себя безобразно, раньше такого не было.

– Мы поедем ко мне, - сказала Ревекка, голос ее скрипел, как флюгер на ветру, - тебе нужно прийти в себя.

– В аэропорт, - повторил я. - У меня обратный билет с открытой датой, так что тебе не придется занимать мне ни доллара.

В аэропорту я от Ревекки попросту сбежал - она пошла в женскую комнату, а я зарегистрировал билет и поднялся в зал отлетов. Мобильник звонил не переставая, Ревекка искала меня, должно быть, по всему первому этажу, но я не отвечал, а, когда вошел в самолет, выключил телефон.

Я съел обед и заказал вторую порцию - очень хотелось есть. Стюардесса швырнула мне на столик поднос и пробормотала что-то о полезности воздержания. У меня почти не осталось наличных денег, я расплатился кредитной картой и обнаружил, что кто-то внимательно изучил содержимое моего бумажника - все там лежало не так, как я привык класть. Ну и ладно.

Из аэропорта я поехал в офис - работы действительно накопилось много, я терял клиентов, на завтра было назначено заседание суда по делу Пильмана - последнее перед рождественскими каникулами, - обвиненного штатом Аризона в попытке кражи со взломом, в принципе, я был готов к процессу, но трехдневное отсутствие не могло не сказаться, обвиняемый и прежде был не в лучшем психическом состоянии, а сейчас - я мог себе представить…

– Потом, потом, - бросил я Джемме, сгоравшей, естественно, от желания узнать, что со мной происходило. В туалетной я привел себя в порядок и вышел в кабинет, не только одетый так, как обязывала профессия, но и заставив себя забыть о кошмарах последних дней и главное - о Ревекке и ее странно изменившемся голосе.

Работал я до восьми, а потом мы поехали с Джеммой ужинать в 'Мефисто'. Она ждала рассказа, я хотел тишины и участия, и мы оба получили то, что хотели - в заказанном на пару часов номере в 'Шератоне'. Не думаю, что мой рассказ был очень правдив, а Джемма наверняка подумала, что я не всегда бываю таким вялым в постели, но все-таки, когда мы часам к полуночи вернулись в офис, чтобы доделать кое-какие мелочи перед завтрашним судебным заседанием, настроение у меня было приподнятым, а Джемма сияла очаровательной улыбкой, которую я почему-то не замечал прежде.

Потом мы, конечно, поехали ко мне - я даже не предлагал, так получилось само собой, - и неладное почувствовал уже в лифте, когда обнаружил, что кнопка шестого - моего - этажа не заблокирована, как я это обычно делал.

– Подожди-ка, - сказал я Джемме, - я войду и позову тебя, хорошо?

Она остановилась в дверях, а я прошел в гостиную, где горел свет и на диване в позе тициановской Венеры возлежала Ревекка - к счастью, одетая в свой лучший брючный костюм.

– Ты не один, - сказала она разочарованно, приподнявшись на локте, и я с раздражением обнаружил, что Джемма не последовала моему совету, вошла следом и теперь рассматривала Ревекку взглядом, в природе которого трудно было усомниться.

– Как ты сюда попала? - спросил я.

– Садитесь, - сказала Ревекка, обращаясь скорее к Джемме, а не ко мне. - Все слишком серьезно, чтобы заниматься выяснением отношений.

Она порылась в сумочке, вытянула лазерный диск и огляделась в поисках компьютера.

– Ты должен это увидеть, - сказала она, продолжая смотреть на Джемму, хмуро стоявшую в двери.

Я не знаю, что происходило между этими женщинами. Я вообще плохо понимаю, что происходит между женщинами, когда они остаются одни, а сейчас у меня сложилось впечатление, что для Ревекки и Джеммы я перестал существовать, между ними возникли какие-то токи, электрические или иные, я взял у Ревекки дискет и пошел в кабинет, оставив женщин разбираться - почему я был уверен, что разбираться они будут в том, кто лучше ко мне относится и кто из них двоих останется со мной на ночь? Мужское тщеславие является самым глупым человеческим недостатком, оставшимся, вероятно, с того времени, когда ничем иным мужчина и гордиться не мог.

На диске оказалось два файла, которые я начал просматривать не очень внимательно - меня больше интересовали голоса и странные звуки, доносившиеся из гостиной, - но постепенно понял, что ничего более важного не видел за всю мою жизнь.

Это была статистика правонарушений за последние три дня. Обычная полицейская статистика, данные с сайта Федерального управления полиции.

До утра 22 декабря все шло, как обычно - процент грабежей с применением оружия, процент непредумышленных убийств, процент грабежей без применения оружия, процент изнасилований и попыток изнасилования, сексуальные домогательства, квартирные кражи…

К вечеру 22 декабря - графики это иллюстрировали - все изменилось. Впрочем, если бы это не было

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату