– Четырнадцатая палата. Идемте, я покажу.
Мы прошли к палате, и рассказ медсестры показался мне еще интереснее.
– Где, по-вашему, стоял человек, который окликнул Юру?
– Ну… в коридоре, конечно.
– Справа, слева?
– А я ведь шаги слышала, – обрадовалась женщина. – Точно, но никого не видела. Выходит, мимо палаты не проходили.
– Значит, человек был примерно здесь?
– Наверное. Встань он дальше, вряд ли бы я их услышала.
Я огляделась. Неподалеку от двери в палату стена образовывала выступ, небольшой, что-то около метра, его украшал горшок с цветком, довольно безобразным на вид, возможно, на растение плохо действовал больничный воздух, выглядело оно тоже больным. Рядом с выступом – дверь одиннадцатой палаты и выход из отделения. Я прикинула расстояние до палаты реанимации. Что ж, очень похоже, что я на верном пути. Юру кто-то окликнул, он подошел, а в это время киллер спокойно проник в палату, пользуясь тем, что медсестра отсутствовала. Впрочем, с того места, где расположен ее пост, она бы все равно не смогла его заметить. Теперь у меня есть шанс узнать от Юры, с кем он здесь беседовал.
– Очень хорошо, – пробормотала я.
Юра утверждал, что пост не покидал. Возможно, забыл, что отлучался. И в самом деле мог забыть. Опять же, по его мнению, он пост вроде бы и не покидал, раз находился тут же, в коридоре. Однако мог и не забыть, а сознательно утаить сей факт. Вот это мне и предстоит выяснить.
– Спасибо вам большое, – улыбнулась я женщине.
– Да не за что, – пожала она плечами.
По дороге к машине я заглянула в бумаги, что дал мне Сергеев. Климов Юрий Витальевич проживал на проспекте Космонавтов. Туда я и отправилась, не особо, впрочем, надеясь застать парня дома, все-таки суббота и погода прекрасная. Я предалась размышлениям на тему: что за радость парням в костюмах, как изысканно выразился Сергеев, мутить воду в таком деле? Радость должна была быть большой, иначе не срастается. Хотя, с моей точки зрения, пока здесь вообще ничего невозможно понять.
Дед вроде бы дал «добро» на мое участие в деле. Иными словами, он желал бы знать, что происходит, а чтобы ответить на этот вопрос, необходимо выяснить, кто и по какой причине убил этого несчастного парня. О причине я более-менее догадываюсь, если убиенный всерьез говорил о киллере и медсестре не показалось, а ему не привиделось в бреду. Но если спецслужбы не желают замечать очевидных вещей, следовательно, у них есть свой интерес. Какой? То есть, по большому счету, мне это по фигу, но если это имеет отношение к Деду, то уже нет. Спецслужбы тоже ходят под богом, и Дед об их деятельности обязан знать, однако он дал мне задание, идущее вразрез с их интересами. Либо старый змей по обыкновению мудрит и затевает чрезвычайно сложную комбинацию, которую я, по скудо-умию, разгадать не берусь, либо получается страшненько: кто-то действительно задумал его убрать. Причем этот «кто-то» так могуществен, что не только имеет связи в соответственных кругах, но и может их задействовать, наплевав на то, что Дед местный бог. Тогда реакция Деда вполне естественна, он хочет, чтобы расследованием занялась я, потому что никому не может доверять.
Я даже не знала, какая из версий мне не нравится больше. Тут я очнулась от тяжких дум, потому что свернула на проспект Космонавтов. Нужный мне дом оказался возле универмага, я въехала во двор и без труда пристроила машину. Двор, куда выходили подъезды двух девятиэтажек, был пуст, если не считать «Москвича», притулившегося возле кустов сирени. Но, судя по внешнему виду, ему уже лет тридцать, и десять из них он стоит здесь, как крейсер «Аврора», на вечной стоянке. Народ еще вчера рванул на родные дачи, так что город непривычно тихий, а дворы пусты.
Я подошла к подъезду, с опозданием вспомнив, что код подъездного замка мне неизвестен. Но тут выяснилось, что замка на двери нет, то есть он был когда-то, но теперь вместо него в двери зияла дыра. Я решила рассматривать это как намек на везение.
Лифт не работал, но Юра жил на четвертом этаже, так что на судьбу жаловаться не стоило. Вскоре я звонила в дверь, прикидывая, повезет или нет. За дверью раздались шаги, затем щелкнул замок, и дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель на меня недобро смотрел Юра.
– Чего надо? – спросил он. Потом, должно быть, узнал меня, не подобрел, но заговорил вежливее: – В чем дело?
– Дело все в том же, – вздохнула я и добавила: – Поговорить надо.
– Так уже… Выходной сегодня, и я плохо себя чувствую.
– Я тоже. Но поговорить все равно надо.
– Ладно, заходите, – буркнул он и распахнул дверь.
Я вошла в узкую прихожую, парень направился в кухню, и я за ним. На столе следы вчерашнего застолья. Соображали, судя по количеству посуды, на двоих, пепельница полна окурков, запах отвратный, форточка была открыта, но толку от нее мало, погода теплая и безветренная.
Юра поспешно собрал посуду в мойку, переставил пепельницу на подоконник и устроился за столом, хмуро поглядывая на меня.
– В одиночестве дни коротаете?
– Сейчас один. А что, это так важно?
– Нет. Обычное любопытство, – пожала я плечами. Конечно, мой визит утром, да еще когда парень страдает с перепоя, не бог весть какая радость. Но Юра как-то чересчур враждебно держался, что наводило на мысль: его что-то беспокоит.
– Неприятности у меня, – точно отгадав мои мысли, буркнул он. – Доказывай теперь, что от палаты ни на шаг… все равно не поверят. Не усмотрел, значит, виноват. А как усмотришь, если он в окно? Я же в коридоре, а не в палате…
