Заключительная речь министра-председателя прозвучала уже под занавес. И в ней Керенский превзошел самого себя.
— Нам говорят, и в частности мне: «Вы уже продались буржуазии!» Но это говорят не те, кто сидит здесь, а те, кого мы заставили замолчать в дни третьего — пятого июля!.. Отныне каждый должен понять, что он должен забыть своих близких по классу и крови! И если понадобится, я вырву цветы из своего сердца, растопчу их, запру сердце на ключ, а ключ брошу далеко в пропасть!
Он сделал трагическое движение руками, будто и впрямь вырвал из своего сердца нечто и швырнул в публику.
Чей-то женский голос в истерике закричал из ложи:
— Не надо! Не надо! И донеслись рыдания.
Московское Государственное совещание было объявлено закрытым.
Антон столкнулся носом к носу с Милюковым уже в гостинице.
— Каковы ваши планы на дальнейшее, если не секрет, Антон Владимирович?
— Голова — как медный котел… Уезжать, уезжать!
— На прощальный банкет не останетесь? — глаза профессора за линзами иронично посмеивались. — Ну, как вам показался премьер?.. — Сам развел руками. Посерьезнел: — А как наши с вами заботы?
— Не имел возможности.
— И не к спеху было. Решено иначе. Куда же вы теперь?
— Немедленно на фронт.
— Вот это правильно! И достойно солдата. Судьба отечества будет решаться там.
Павел Николаевич достал из бокового кармана изящную записную книжицу в серебряном переплете с серебряным же карандашом:
— Будьте любезны, юный друг, ваш фронтовой адрес? Путко продиктовал.
— Благодарю. И от всей души желаю вам — только со щитом!
Даже привлек к себе и троекратно ткнул губами.
— Будете в Питере, навещайте! А теперь вынужден поспешать — дела, дела!..
Последний ночной час перед отъездом Антон провел в Московском комитете. Пятницкий протянул гранку статьи завтрашнего номера «Социал-демократа», показал:
— Прочтите вот это: «Требование возвращения к старым, ненавистным солдатской массе порядкам, требование распространения этих порядков на тыл — таково содержание речи Корнилова… И генерал пугает: если этого не будет сделано, Рига будет сдана и дорога на Петроград открыта. Что это предупреждение или угроза?..»
Антон поднял глаза на Пятницкого:
— Вы тоже так поняли?
— Читай дальше.
— «Тарнопольское поражение сделало Корнилова главнокомандующим, сдача Риги может сделать его диктатором… мы, быть может, накануне вооруженного выступления контрреволюции. Пролетариат должен быть готовым к этому».
Путко отложил газету:
— Да, Луи Блан сделал свое дело, и сабля буржуазии уже вынута из ножен… Вернусь в Питер, доложу Центральному Комитету о Московском совещании — и скорей на батарею. Она стоит как раз под Ригой.
— Ну что ж… До встречи на баррикадах, Владимиров!.. Они обнялись.
Антон мог считать свою московскую одиссею законченной.
К назначенному часу Савинков приехал на Литовский проспект, в дом, где ждала его встреча со знаменитым английским писателем Вильямом Сомерсетом Моэмом. Встретила Бориса Викторовича сама Сашенька.
В прихожей — розовый сумрак, и в этом смягчающем свете хозяйка дома по-прежнему чудо как хороша. Хотя, подумал гость, не виделись мы с нею сколько лет?.. А и в ту пору ей было… Словом, постбальзаковский возраст.
Но встретила Сашенька так, будто расстались они лишь вчера. Провела в гостиную, отдала последние распоряжения горничной, вернулась, начала развлекать новостями света. Во всех комнатах был такой же мягкий, щадящий полумрак.
— Вилли только что звонил, он уже в пути. Но эти ужасные извозчики!.. А ты, Бобби, негодник и ветреник — так бы и не пришел, если бы я сама не…
У нее был большой рот, мягкие округленные губы. Она их никогда не смыкала, наоборот, даже как бы ласкала кончиком языка. Сколько он помнил, Сашенька всегда улыбалась. В ней все было яркое — цвет каштановых, с рыжеватым отливом волос, цвет кожи с несходящим румянцем, цвет глаз и губ. Она всегда была любопытна и болтлива и всегда принимала знаменитых людей. Да это и не могло быть иначе — они стекались не к ней, а к ее великому, овеянному легендами отцу. Но сейчас Савинков почему-то вспомнил, что у нее на спине, ниже левой лопатки, прелестное родимое пятно величиной с гривенник.
— А ты сама давно из Лондона? Что там нового?
— О! Повальная мода: дамы из высшего общества стремятся поступать служанками. «Предлагаю услуги в качестве кухарки: нужен сарай для экипажа и конюшня», — как тебе нравится? А лендлорды отдают свои замки под лазареты, сами же ютятся в трехкомнатных номерах в отелях. Правда, отчасти для того, чтобы избежать налогов на земельную собственность. Зато лазареты теперь расположены в изумительных дворцах и парках!.. А еще новая страсть велосипеды!..
«Какую роль она играет в этой истории — в установлении моей связи с Моэмом?.. Дружеская услуга писателю и бывшему любовнику? Или тоже сотрудничает с Интеллидженс сервис?.. Значения не имеет. Мое решающее преимущество в том, что я знаю, кто такой Моэм. Моя задача — узнать, с какой целью он пожаловал в Петроград».
Савинков легко перевел разговор на запаздывающего англичанина:
— Кстати, что он сочинил в последнее время? Чтобы не попасть впросак и польстить его самолюбию.
— Ну, пьесу «Леди Фредерик» ты знаешь… И его романы «Дрожание листа» и «Луна и шестипенсовик»… Кажется, в последнее время он писал о Китае и Гонконге. Но я, признаюсь, сама не читала… А теперь этот негодник обещает написать роман, в котором непременно выведет меня. — Она якобы вознегодовала, но в голосе ее сквозило тщеславие. — Так опаздывать! Непростительно для англичанина! Хотя какой он англичанин — Вилли и родился во Франции, и по характеру самый настоящий француз!.. Теперь он взялся зубрить русский. Но конечно же не понимает и не может правильно выговорить ни одного слова!..
Вильям Сомерсет Моэм запаздывал не потому, что характером походил на француза и трудно было разыскать в августовском вечернем Петрограде свободного извозчика, — он получал последние наставления от чрезвычайного и полномочного посла Соединенных Штатов Дэвида Френсиса.
— Конечно, можно и должно рассуждать о смысле упоительного, одинаково радостного для всех народов понятия «свобода»; слова, которое выше государственных выгод, дипломатических ухищрений, национального себялюбия и торговых расчетов, — посол согласно покачал головой. — Но перейдем к существу вопроса: Соединенные Штаты уже давно, еще задолго до начала этой войны, заинтересовались Россией. Мы тщательно изучили ее потенциальные возможности и решили прийти ей на помощь. Для того чтобы наша помощь оказалась взаимовыгодной, необходимо в настоящий момент соблюдение Россией единственного условия: она должна продолжить свое участие в мировой войне. Однако, чтобы выполнить это условие, руководители страны должны выкорчевать из сознания солдатских масс и всего населения корни большевизма. Ибо от этих корней произрастает плевел, одуряющий мозги народа миражами мира и немыслимого послевоенного переустройства…
Пока Дэвид Френсис витийствовал, по старой привычке дипломата обволакивая суть флером туманных фраз, Моэм предавался раздумьям. Не опрометчиво ли он поступил, согласившись приехать в Россию?.. Чувствует себя из рук вон плохо: такое утомительное путешествие, и здешние дожди, сырой
