— Вот теперь ты стоишь, как и подобает стоять перед лицом Ослепительного и Могущественного Властелина Высочайшей Орды, — удовлетворенно отметил великий карача. — Асат-кятиб[38], записывай все его слова. Эй, ты, отвечай, какой ветер занес тебя в наши степи?
— Мы гнались за одним человеком, — прохрипел невольник враз пересохшим ртом.
— Кто он?
— Я не знаю...
Аляутдин-мухтасиб помолчал, остро глядя на поверженную гордость. Понял: и вправду не знает.
— Сколько вас было и кто главный?
— Погоню вел Токтамыш-хан...
— Не хан, а кюряган!
— Токтамыш-кюряган, — поправился пленник. — Воинов с нами было пять тысяч. Я возглавлял охранную тысячу ха... кюрягана.
Мурзы переглянулись. Мухтасиб продолжал допрос:
— И столь много опытных воинов догоняли одного не очень сильного человека?
— Он сначала не один был. Он с тысячей кайсаков уходил. Но от Сыгнака до Сарая ал-Джедида путь далек, и воины его или полегли в схватках, или рассеялись по дороге. Мы тоже потеряли немало своих батыров.
— Как же вас оказалось всего два десятка перед лицом славного Тамиржан-бея?
— Воинов у беглеца не осталось. Вчера у него пал запасной конь, а сам удалец был ранен стрелой: по крови на снегу мы узнали об этом... Ночью буран был. Мы подумали: кто ж в такое время может быть в степи? Вот и обогнали своих.
— И далеко обогнали?
— Наверное, на полдня пути... Может быть, кто-то ближе к нам был.
Аляутдин о чем-то пошептался с султаном, спросил:
— Зачем вам этот беглец?
— Токтамыш говорил, что тот человек украл у него пайцзу предков. А еще говорил ха... кюряган: тот человек бродяга и степной разбойник.
— Какой же он бродяга, если его защищала целая тысяча храбрых нукеров?
— Токтамыш называл их кайсаками.
— Называл, называл, а имени предводителя кайсаков ни разу не назвал?
— Куган-бей. Но не за ним гнался Токтамыш. — Пленник теперь остерегался называть какой-либо титул своего начальника, чтобы не навлечь на себя лишней беды.
Мухтасиб понял это, усмехнулся:
— За кем же стремился Токтамыш-кюряган?
— Не знаю, как звали того человека. Только Куган-бей совсем не интересовал Токтамыша. У начальника кайсаков пайцзы не было. Зачем пайцза рода Джучи-хана разбойнику?
Аляутдин снова поднял лицо к султану, потом распорядился:
— Иди отдохни, славный бохадур. Ты понравился Ослепительному. Ты будешь доволен его милостью... Уважаемый Байгельдин-векиль, — обратился великий карача к смотрителю дворца, — отведи нашему гостю место для отдыха. Дай ему еду, достойную его звания.
Сановник преклонных лет, но еще скорый на ногу, поклонился султану, подошел к пленнику и приветливо пригласил его следовать за собой.
Сообразительный Куварза-батыр помог гостю подняться, прикрикнув при этом на туповатого Маруллу, и даже невидимую пылинку успел сдуть с грязного плеча бохадура.
«Хитрец и пройдоха, — подумал Али-ан-Насир. — Надо это запомнить».
Ошарашенный таким поворотом в своей судьбе, Абукир поклонился правителю Дешт-и Кыпчака и, пятясь, исчез за дверью вместе со своими стражниками и векилем. Он ожидал подвоха: готов был снова испытать тяжелые удары басалыка или даже меча. Но все обошлось благополучно.
Когда «гордый» бохадур ушел, мурзы многогласно и весело восхитились мудростью великого карачи:
— Аляутдин, ты самый умный среди нас, недостойных советников Ослепительного!
— Храбрый бохадур все-таки с почтением отвечал на твои вопросы.
— И куда подевалась вся его спесь?
— А этот Куварза сообразителен и находчив...
— Я все делал по воле и приказу Ослепительного! — грубо прервал мурз великий карача. — Совет мудрейшего Властелина был таков: самый крепкий камень можно раскрошить без труда, если его сначала испытать яростным огнем, а потом погрузить в ласковую прохладу воды. Абукир-бохадур много сказал, но нам еще больше надо узнать у него о делах в Кок-Орде. После теплой бани, вкусной еды и крепкого сна он нам расскажет все.
— Велик и предрекающ султан Али-ан-Насир — Могучий Правитель половины вселенной! — возопили мурзы. — Ты достойный потомок Потрясателя Вселенной! Ты продолжишь его подвиги и завоюешь вторую половину земли! Мы в воле твоей!
И более всех надрывался Бахар. От его вопля у Али-ан-Насира даже уши заложило.
— Замолчите! — глядя на ретивого мурзу, повысил голос султан. — Мне нужны слова мудрости, тяжелые, как золото, и твердые, как железо Дамаска.
Сразу стало тихо.
— Бахар! Раненого, наверное, привезли. Иди посмотри и скажи нам, кто он?
— Слушаю и почтительно повинуюсь, о Светоч Мира, — пропел карача и, пятясь, на коленях покинул совет.
— Пять тысяч воинов Токтамыша для нас пустяк, — первым заговорил султан. — Тагир-бей заставит их повернуть назад. Но... — Повелитель закрыл глаза, помолчал и продолжил жестко: — Но если этот бохадур наврал все, а? А если с Токтамышем пять туменов, а? Скажите, что тогда нам делать?.. Старый разбойник Му-хаммед-Урус только и ждет момента, чтобы ворваться с толпой своих головорезов в Сарай ал-Джедид... Что скажете, мудрые советники мои? Ты, Кудеяр-бей, — ткнул он пальцем в сторону одного из сановников.
Красавец в зеленом тюрбане и в зеленом же шелковом халате встал. Казалось удивительным, что столь молодой человек заседает в высшем государственном совете и даже звание начальника тумена носит, хотя никакого войска под его началом не было. Но Кудеяр-бей был ближайшим родственником Мамая- беклербека, его глазами и ушами при властителе Дешт-и Кыпчака. Поэтому голос его был тверд и уверен:
— Я думаю, нам надо поднять второй ту-мен, призвать на помощь жителей столицы и все это двинуть на подмогу Тагир-бею...
— ...и тем оставить Сарай ал-Джедид беззащитным, — сердито закончил за него Али-ан-Насир. — Садись! Ты сказал глупость! Меньше вина пей, мудрее будешь!
Властелин зло повел глазами по лицам своих сановников:
— Разве такой совет мне нужен? Кто скажет мудрое слово?
Тогда палец поднял великий карача.
— Говори, Аляутдин.
— Пять тысяч воинов могут быть страшнее пяти туменов. Рядом затаился, как барс на тропе, вероломный эмир Асторкана Хаджи-Черкес. А если он сговорился с Токтамышем?
— Да, так может быть, — подтвердили советники.
— Хаджи-Черкес зорко следит за Великой степью, — сказал Кудеяр-бей громко. — Покорность эмира Асторкан-улуса — это покорность рыси, запертой в железной клетке. А клетку эту может открыть одно только имя Токтамыша!
— Вот теперь ты сказал мудро, — одобрил речь молодого соглядатая султан. — Теперь ты прав. Только одно мы можем сделать сейчас: призвать на помощь могучего эмира Мамая, ибо он — грозная опора нашего трона!
— Ты Велик, о Надежда Вселенной! — воскликнул Кудеяр-бей.
— Позволь дать совет, о Мудрейший? — привстал на своем месте Аляутдин-мухтасиб.
