Все произошло столь быстро и неожиданно, что люди окостенели от ужаса. А дерзкий взлетел в седло, ударом меча свалил Татуша под ноги коню и крикнул торжествующе:
— Ты получил плату за смерть Оразгула, с-собака! Ты получил плату за мой позор! Я отомстил! Ха- ха-ха-ха!
Только теперь все взоры обратились к всаднику. Оцепенение стало проходить. Но дерзкий уже развернул коня на пятачке и полетел через раскрытые настежь ворота в ночь.
— Лови его! На коней, богатуры!
Ал-арсий, стоявший у ворот, ловкий и гибкий, как пантера, прыгнул, намереваясь схватить скакуна за узду. Наездник сплеча рубанул его яростным клинком и был таков!
Воины СандЖар-хана бросились к коновязям, но у всех лошадей оказались подрезанными сухожилия на ногах.
Горестный вой взлетел к звездам. Каганы поспешно уехали со двора. Покинули дом горя и другие гости. Всех устрашило странное и жуткое происшествие, и все усмотрели в этом какой-то особый зловещий смысл...
По всем закоулкам Итиль-кела и в степи искали дерзкого ал-арсии. Чаушиар-каган выделил для поисков свою черную тысячу тургудов. Тайные доносители повылезали из всех щелей. Только на третий день кагану-беки сообщили, что ночью хан Бичи, известный разбойник и конокрад, видел, как мчался по степи белый конь. Светила полная луна, скакуны у Бичи-хана и его карапшиков были резвыми, и атаман решил перехватить подозрительного всадника. Но белый конь оставил преследователей далеко позади и растворился во мраке.
Тотчас снарядили погоню.
— Далеко ему не уйти, — напутствовал каган-беки Асмид своего визиря Агир-хана. — Бери по три самых быстрых коня на всадника и привези мне удалого карапшика живым!
Два десятка удальцов, обгоняя ветер, ринулись на север по указанному следу. Язык кочевавших в степи табунщиков вел их верной дорогой. На седьмой день Агир-хан и его богатуры увидели труп благородного коня, наполовину съеденный волками. Злоумышленник исчез, и следы его разметал ветер.
Кем был дерзновенный удалец, как его звали, так никто и не узнал...
Воин, пытавшийся задержать неизвестного в воротах, остался жив и даже не был ранен: его спасла добротная кольчуга, кованная в далеком Дамаске. Это был тот самый ал-арсий, который похвалялся зарубить «самого кагана Святосляба».
Татушу досталась горшая участь. Удар булатной сабли пришелся по правому плечу. Рана оказалась глубокой. В бреду вдруг явилось слуге Санджар-хана яркое видение: снежная степь, он гонит в Итиль-кел толпу невольников; побег старого Оразгула и горящий ненавидящий взор уруса; он, Татуш, с размаха хлещет его бичом, а горящие глаза раба прочат ему гибель...
Страх поразил жителей западной части Итиль-кела, и власть имущие не спали ночами, прислушиваясь к зловещей тишине. Стража из особо доверенных богатуров денно и нощно окружала их шатры и юрты. Ни один незнакомец не допускался к степным властителям ближе, чем на десять шагов.
Притих западный Итиль-кел.
Неистово бурлил восточный, многоязыкий и страшный для ханов Итиль-кел — город кузнецов, оружейников, кожевников, строителей и других работных людей.
А посредине острова Ал-Бейда, на стенах белокаменного дворца Шад-Хазара Наран-Итиля, стояли исполины-тургуды с оружием в могучих руках. И золотой диск, ранее ярко блестевший над куполом дворца, светился теперь тревожным кроваво-красным огнем.
4. Путь к пределу желаний
Глава первая
На императорском корабле
Легкая, с хищными обводами греческая кондура, вспенивая острым носом встречную волну, стремительно летела вверх по полноводной реке. Гнали корабль вперед десять пар гибких кленовых весел. Скрипели уключины, звенели кандалы на руках гребцов. В крепкие дубовые брусья вделаны невольничьи цепи, и длина их как раз позволяла сделать полный взмах веслом.
Надсмотрщик с длинным бичом в узловатой руке стоял за спинами рабов. Иногда жгут из воловьей кожи вспарывал воздух и тотчас вторил ему звенящий вскрик: у кого-то из лопнувшей кожи брызгала кровь.
Все рабы рослые и могучие. Были тут черные атлеты Африки, смуглые исполины Востока, черноволосые силачи Македонии и Фракии, узкоглазые богатуры Хазарии и желтоволосые могуты-славяне. Кондура царская, и гребцы для нее подбирались не случайно.
Надсмотрщик, сам невольник и поэтому истязатель более безжалостный, чем любой свободный человек в этой должности, зря рукам воли не давал. Не из жалости — калечить живую машину было строго запрещено, она должна работать исправно. Да и побаивался надзиратель: хоть и скованы рабы, а вдруг...
Гребцов хорошо кормили, чтоб сила их не убывала. А если заболевал кто, того равнодушно бросали в волны. Спасешься — живи, наслаждайся свободой! Утонешь — туда и дорога! В то жестокое время лошадей жалели больше, чем людей. Да и кто рабов за людей признавал?!
Однако как хорошо ни кормили царских гребцов, жира на такой работе не нагуляешь. Иной раз с восхода до заката машет раб веслом и валится тут же на жесткую скамью смертельно уставший, не желающий никаких благ, кроме сна без сновидений. Иной раз и им попутный ветер дарил часы и даже дни желанного отдыха. Но чаще это происходило в открытом море. С тех пор как кондура вошла в устье Днепра, гребцы не знали отдыха: река сопротивлялась их натиску, а попутного ветра, чтоб надулся прямоугольный парус, не было уже более двух недель.
Наверху в плетенной из лозы каютке возлежал на мягкой тахте посол византийского императора патрикий Михаил. Мысли его были далеко, там, куда стремил его корабль, — в Киеве, во дворце грозного северного воителя Святослава.
Двор Никифора Фоки беспокоила неумолимо возрастающая мощь Киевской Руси. В Таматархе и Керчи, рядом с колонией Византии в Таврии, обосновались значительные отряды воинственных подданных Киева. И хотя эти города-порты, запиравшие выход в Черное море, принадлежали Хазарии, руссы чувствовали себя там большими хозяевами, чем воины и купцы великого кагана Иосифа.
Более двух веков продолжалась упорная борьба за обладание плодоносной Таврией между Византией и хазарским каганатом. В середине десятого века греки готовы были торжествовать победу. Но тут явилась третья сила — Киевская Русь. Походы на Константинополь дружин Олега и Игоря потрясли империю. Однако эти свирепые властители Севера не смогли удержать за собой плоды скоротечных побед. Иное дело — нынешний князь Руси Святослав. Он был подобен орлу: смел, дерзок, стремителен, всесокрушающ и цепок. Все, что попадало в его когти, он держал мертвой хваткой. Скороходные и верткие ладьи руссов все чаще появлялись у берегов византийских владений в Крыму. Бородатые рослые воины прыгали с кораблей на сушу и, закрывшись огромными красными щитами, обрушивали на цветущее побережье безжалостную мощь тяжелых копий и длинных обоюдоострых мечей. Лилась кровь ромейская, горели поселения и хлебные нивы, а вместо птичьего щебетания в задымленном воздухе грозно и весело свистели тучи каленых стрел. Полыхал огонь, смрадом пахло. Вороны слетались на бранчливую тризну. Радовались черноперые
