«Магелланово облако» и которое я, кстати, не разрешаю переиздавать ни в Польше, ни за ее границами, поскольку это «утопия коммунизма», можно найти по крайней мере два вида прогнозов, которые были реализованы в последующие сорок лет. То, что сейчас называется «базой данных» и является основным информационным ресурсом, предназначенным для различных экспертов или «сетевиков», в «Магеллановом облаке» я назвал «трио-нами». Это можно легко проверить, раскрыв книгу. А так называемая «видеопластика» из «Облака» — это предвосхищение виртуальной реальности: мои астронавты, хоть и живут в замкнутом космическом корабле, могут испытывать ощущения, будто находятся в джунглях, на море и т. д. А в еще более соцреалистическом рассказе «Топольный и Четверг», вышедшем в сборнике «Сезам», полном и других столь же скверных новелл, из-за чего я не соглашаюсь переиздавать и их, говорится о сверхтяжелых элементах трансурановой группы. А также о методе, с помощью которого уютно «перескочить» через нуклиды, более тяжелые, нежели уран и торий, но распадающиеся с огромной скоростью, к таким элементам, которые, будучи синтезированными, оказываются устойчивыми, поскольку их ядра не подвергаются самопроизвольному распаду. Так вот, повторяю, рассказ убогий, но о таких элементах, как цели нуклеарного синтеза, теперь уже говорят физики.
С подобного рода прогнозами, которые иногда являются существенной частью фабульного скелета беллетристического повествования, я оказался в затруднительном положении, когда писал «Философию случайности» — книгу о теории литературы. А трудно мне было прежде всего потому, что непонятно, стоит ли, а если стоит, то как следует оценивать вне-художественные, а значит, и внелитературные достоинства удачных предвидений, размещенных в неудачном, а проще — плохом произведении. Ведь если выдается просто обычный прогноз, лишенный претензий, свойственных художественной литературе, то при его оценке нет никаких препятствий и закавык: или футурологическая гипотеза оказывается меткой (хотя бы наполовину), или же она попросту ничего не стоит. Однако неизвестно, является ли прогностический вклад в литературное произведение отдельной ценностью, совершенно или частично независимой от художественного качества, или же это вообще не так. Эту проблему можно, конечно, расширить таким образом: будем ли мы считать, что произведение (главным образом, НФ) имеет прогностическую или познавательную ценность или нет. Здесь, в некоторой степени отступив от темы и едва ли не с диверсионными целями, следует заметить, что точные науки довольно широким фронтом вошли нынче в такое фазовое пространство, что провозглашаемые в них новейшие гипотезы часто все меньше подвержены — или вообще не подвержены — экспериментальной проверке, а потому как бы начинают приближаться к областям, до сих пор находящимся в компетенции исключительно научной фантастики. Не говорю, что это хорошо, и не утверждаю, что это плохо: и вообще это не я обнаружил данную тенденцию (в «Одре» я писал об этом, ссылаясь на американца Хогана, одного из редакторов «Scientific American» — журнала, который вообще никогда никакой беллетристики, ни фантастической, ни нефантастической, не печатает). Эта проблема одновременно имеет характер как познавательный, так и философский — из области философии науки или ненормативных эстетик. Пока что я попросту не знаю ответа на этот вопрос, ибо когда мы имеем дело с плохим произведением, содержащим исполнившуюся прогностическую начинку, это примерно то же самое, как если бы мы взяли в руки сгнивший фрукт, который нельзя употреблять в пищу, но который в то же время содержит косточку с отборным зернышком.
Я прекрасно понимаю, что моя меткость прогнозирования может и даже должна особенно нервировать или раздражать критиков из числа гуманитариев, которым обычно не хватает компетенции в конкретной области (ее доступного библиографического описания, когда публикуются мои вещи, вообще не существует в мире). Что же касается ученых, о них мне известно меньше, а потому не буду пока вторгаться на их территорию. Во всяком случае после фантоматики, или виртуальной реальности, и после Интернета появились первые, но все же реальные вестники совершенно особого явления, которое коротко и предварительно я назову эволюцией саморепродуцирующихся, чисто информационных (пока цифровых) внутрикомпьютерных систем — или говоря на современном сленге, в киберпространстве. Возникли программы, способные к репродуцированию, затем к самостоятельному размножению. Следующий же этап еще в зачаточном состоянии: это внутри-компьютерная эволюция — не только и не столько цифровая имитация естественной биологической эволюции, сколько ее информационное, возникающее в киберпространстве, неизвестно еще ни как, ни куда развитие. О том, что в моих книгах предвещало Интернет, можно было прочитать еще в первом «Предисловии Голема» (опубликовано в сборнике «Мнимая величина» в 1973 году). На 108-й странице этого издания имеется фрагмент, который я процитирую дословно:
«До этих пор каждое следующее поколение компьютеров конструировалось реально; идея создания новых образцов с огромной — тысячекратно более высокой! — скоростью, хотя и была известна, не могла быть осуществлена; тогдашние компьютеры не обладали достаточной вместимостью, чтобы стать «матками», или «искусственной средой» эволюции Разума. Положение изменилось с появлением Федеральной информационной сети. Разработка следующих шестидесяти пяти поколений заняла всего десятилетие. Федеральная сеть производила на свет один искусственный вид Разума за другим; это потомство ускоренного компьютерогенеза созревало в виде символов, то есть нематериальных структур, впечатанных в информационный субстрат, в «питательную среду» Сети».
Что же такое произошло, почему я осмеливаюсь болтать об очередной реализации моего все же научно-фантастического прогноза? А произошло то, о чем, например, сообщает «New Scientist» в статье «Жизнь в кремнии». Речь там идет о коллективе, который называется «Tierra Working Group», с Томасом Реем во главе, а задача, которую этот коллектив поставил, описывается словами: «За последний месяц ученый-дарвинист, работающий с группой ученых-компьютерщиков, создал вселенную». Это не белковая и не основанная на атомах углерода вселенная, а «большая, пустая экосистема», которая не смогла бы разместиться ни в одном, даже самом большом, параллельном компьютере, для которой местом рождения является киберпространство в сетях Интернета. Еще в 1990 году Том Рей, биолог, научившийся программировать, сконструировал «вселенную малых существ, которые эволюционируют с изумительным разнообразием, в которой наблюдаются паразиты, иммунитеты и даже социальное взаимодействие». Об этом «New Scientist» писал еще 22 февраля 1992 года на стр. 36 в статье «Жизнь и смерть в цифровом мире», но я тогда сидел тихо, поскольку меня самого терзало ощущение, что предвидение с такой эффективностью как-то плохо пахнет и натравит на меня различных комендантов отечественной критики. Но как раз в то время в Германии в Эссенском университете вышла книга философа науки «Голем Лема», а в издательстве «Suhrkamp» вышел труд «Открытие виртуальности» другого автора: я уже не мог дальше прятаться в кустах со своими прогнозами, хотя было бы лучше не высовываться.
Q настоящее время возможности дальнейшего развития цифровой эволюции существенно возросли и ускорились, потому что (как снова сообщает «New Scientist») Т. Рей понял, что связанные Интернетом миллионы компьютеров могут предоставить «достаточно большую, объемную и разнородную вселенную», чтобы информационные создания могли в ней эволюционировать. Речь идет о создании численных аналогов разнообразия и конкуренции, двойного движителя эволюции. Чтобы идти дальше (естественно, не до какого-то Голема, но все-таки до элементарных «фальсификатов молекулярной жизни»), программа, названная TIERRA, действует как созданный на языке программирования «С» «виртуальный компьютер» внутри «компьютера-хозяина». Таким образом, как выразился Джо Флауэр, руководитель «Проекта изменчивости» из Калифорнии, «первородный кремниевый бульон» отделен от нормальной работы «компьютера-хозяина». Хвала Богу, здесь я добрался уже до «виртуального компьютера» и оказался в самом начале того пути, который на далеком горизонте довел мое сочинение до «Голема».
Следует заметить, что информационная эволюция на сегодняшнем вступительном этапе не является материальной эволюцией, скажем, молекулярно-химической. Нет внутри киберпространства ничего, кроме нулей и единиц; из них, как из кодонов, построены «системы». Что-то подобное описанному в моем (увы, увы!) тексте из другой книги «Бессонница» — «Не буду прислуживать», в которой речь идет о «математически созданных Существах, подслушиванием которых во время их теологических дискуссий» занимается мой фиктивный герой, профессор Добб. Command performance[5] любой из эволюционных программ Tierra можно найти в специальной литературе. В конфигурационном безразмерном, а значит, не метрическом, а скорее топологическом (алгебраически: топология является абстрактным дериватом геометрии, алгебра же может быть дериватом — эквивалентом — определенных разновидностей топологии) пространстве возникают «маленькие индивидуальные программы», что-то вроде «простейших», у которых в соответствии с командами осуществляются мутации,
