Василий болезненно зажмурился, помотал головой.
— Стыдуха! — сдавленно признался он. — Позорище! Ну не было еще со мной такого… Черт бы драл эту старую знакомую! Как подменили Васятку моего! Я по эту сторону зеркала бомжа леплю, а он по ту сторону — интеллигента! Представляешь, Леня: в ритм попасть не могу!
Не зная, что ответить, Леонид Витальевич полез было снова за сигаретами, но, взглянувши на дядю Семена, спохватился и спрятал пачку.
— Самые лучшие бомжи как раз из интеллигентов, — с неловкостью проговорил он ни к селу ни к городу. Возможно, хотел утешить.
Судорожно вздохнув, Василий возвел покаянные глаза к дяде Семену:
— Короче, прав ты был, Сеня. Прав во всем. Тут не просто отражать — тут воспитывать надо.
Егорка взгоготнул. Дядя Семен насупился.
— Тоже смотри не переборщи, — сурово заметил он. — А то был уже случай. Взялся один такой воспитывать. Да кого! Сергея Есенина! Еще и в белой горячке…
— И что? — жадно спросил Егор.
— Ну, тот смотрел-смотрел, а потом как схватит трость — да по морде набалдашником! Зеркало, разумеется, вдребезги! Воспитатель! Такое место потерял!.. На бирже его с тех пор иначе как «Черный человек» и не звали.
— Почему черный?
— Потом объясню. У вас этого в лужах не проходили… Но ты, Вась, все-таки подробнее давай. Нас-то ведь твои дела тоже касаются…
Отражение Василия Полупалова покивало, сосредоточилось.
— В общем, из беседы их я так понял, — проговорило оно медленно и мрачно, — что запил мой Васек сразу же, как только жену схоронил. Запил, зеркало грохнул…
— Ага… — соображая, пробормотал Леонид Витальевич. Пальцы рук его танцевали, словно ощупывали какой-то незримый предмет. — Ну вот уже кое-что прорисовывается… То-то я думаю: неужели у него раньше в квартире ни одного зеркала не было?
— Грохнул нечаянно или нарочно? — уточнил дядя Семен.
— Нарочно. Померещилось ему что-то по пьянке.
— А что?
— Не знаю. При ней он говорить не захотел.
— При ком?
— Ну, при старой знакомой этой! У кого он сегодня ночь провел.
Отражения переглянулись, задумались.
— А вдруг… — замирающим голосом начал Егорка — и все обернулись к нему. Сглотнул, облизнул губы. — А вдруг он в зеркале жену увидел?
— Хм… Это в смысле — покойницу? — Василий и Арчеда озадаченно посмотрели на дядю Семена.
Тот мыслил. Губами жевал.
— Всяко бывает… — нахмурившись, молвил он наконец. — Если, скажем, зеркало занавесить забыли или простыня с него как-нибудь случайно соскользнула… Словом, если покойник в нем хоть раз отразился… тогда — да…
— И что за это? — мигом вклинился Егор, которого, по обыкновению, интересовало не столько преступление, сколько наказание.
— Ничего. Занавешивать надо. А вот если и занавесили, и простыня не соскальзывала, а отражение покойника все равно потом в зеркало влезло, тут уже серьезно. Тут — скандал. За такое вмиг квалификации лишат и из Зазеркалья вышибут…
— Куда?
— На улицу! Куда еще вышибают? И к бирже потом даже не приближайся — не пустят… Иди вон морды с ведрами в колодце отражай!
Василий вдруг забеспокоился, закрутил головой.
— Бугра бы нашего кликнуть! — озабоченно предложил он. — Разговор-то — по делу. Всех касается.
Персоналии оглянулись на коробку павильона, где вовсю шла подготовка к появлению хозяина квартиры.
— Ну что за освещение? Что за освещение? — раздавался изнутри раздраженный голос распорядителя. — Почему все такое блеклое? Оттенки — теплее. Еще теплее! Он же не с пьянки, он от женщины возвращается! Может быть, даже от старой своей любви! На всем должен лежать особый свет!
— Нет, не стоит, — решил дядя Семен. — Попозже.
— А что такое?
— Да Леня с ним опять повздорил. Вздернутый он сейчас. Лучше как-нибудь потом… Скажи, Вася, а не было намека, что соколик твой сам женушку в гроб вогнал?
Тот оторопел, заморгал.
— В смысле — пришиб, что ли?
— Нет. Если бы пришиб, он бы сейчас отражался не здесь. Он бы сейчас отражался в местах не столь отдаленных… время от времени… Как у них вообще с супругой в последние годы жизнь складывалась?
— Да хреново!
— Точно или догадываешься?
— Н-ну… когда о ней речь зашла, о жене его бывшей, эта его за лацканы хвать! Смотрит в глаза, зрачки у самой по семь копеек — и твердит, как заведенная: «Запомни: ты ни в чем не виноват! Ты ни в чем не виноват!» Значит, виноват в чем-то…
— Слушайте, господа! — с неожиданной бодростью в голосе произнес Леонид Витальевич. — А ведь у нас, оказывается, не все так скучно, как представлялось! Семейная драма, скелет в шкафу…
— Кстати… ночевали-то, надеюсь, не в разных койках? — кашлянув, спросил дядя Семен, чем сильно рассмешил Василия.
— Сень! Да у них полгода назад роман был! Васятка мой, оказывается, на развод подавал! Потом, правда, заявление забрал.
— То есть жена обо всем знала?
— Понятия не имею!
Помолчали. Тихий ангел пролетел. Или, как еще говорят, мент родился… Хотя, учитывая место действия, речь в данном случае могла идти лишь об отражении ангела. Или мента.
— Детей у них не было, — помыслил вслух дядя Семен. — Егорка — он от первого брака… Кстати, Вася, а как зовут эту старую любовь?
— Тома.
Все с интересом повернулись к Василию.
— А фамилия? Не Истрина, случайно?
— Спроси, чего полегче! — огрызнулся тот. — Что ж они, по-твоему, в постели друг к другу по фамилии обращались?..
— А у партнерши ты, конечно, выяснить не мог! Потом уже, после того, как отработали?
Василий крякнул и снова потупился.
— Да понимаешь… Не до того мне было. Стыдуха! Ни разу с таким треском не проваливался! Гастролер!.. Статист — и тот бы его лучше отвалял…
— Ну хорошо, а внешне эта Тома что из себя представляет? Рыженькая, худенькая?..
— Н-нет… Дама такая рослая, в теле, волосы — взбитые, цвета пакли. Но не рыжие…
— Бабник узкого профиля, — прокомментировал Арчеда. — Специализировался на одних Тамарах.
— Ребята, вы о чем?
Вопрос Василия остался без ответа.
— Полупалов, в павильон! — скомандовал негромкий голос распорядителя. — Ваш выход…
