Он боялся, что контора окажется похожей на больницу — каким-нибудь невнятным, едковатым запахом, чистотой оттертых стен, строгими одеждами и заскорузлым цинизмом в глазах персонала.
Еще не хотелось попасть в богатенький офис: стандартный и комфортабельный, с натужными постмодернистскими картинами полупризнанных полугениев на стенах, мягкими коврами, кожаной мебелью (и не важно, что кожа обтерлась, обнажая пластиковую изнанку), с вежливыми до приторности девочками и хваткими молодыми менеджерами.
Ну а больше всего он боялся увидеть нечто с «домашней обстановкой», и не дай Бог — в духе «а-ля рус». Книжные шкафы с туго вколоченными книгами (как известно, западные муляжи книг стоят чуточку дороже, чем собрания сочинений многочисленных российских классиков), герань в горшочках, толстый сонный кот на диване, чаек из самовара и бормочущий в уголке телевизор.
Да он и сам не понимал, что его, собственно говоря, устроит. Мрачная пещера ведьмы? Лаборатория алхимика? Церковь?
А как должно выглядеть место, где можно поменять судьбу?
Нет, не снаружи — тут все как обычно. Обычная офисная дверь с видеоглазком, электронным замком и скромной вывеской. Старая московская улица, узенький тротуар и столь же узкая проезжая часть, спешащие прохожие и едва ползущие машины…
Выход был только один — войти. Стоять на улице до бесконечности под пронизывающим сырым ветром и февральскими минус пятнадцатью — удовольствие невеликое. Дотлевшая в руке сигарета уже обжигала пальцы. Видеоглазок, казалось, ехидно следил за ним. Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, синяя… нет, не так. Страшно ли тебе, маленький ослик?
Страшно. Ох, как страшно…
Он нажал кнопку под объективом. Замок сразу же щелкнул, открывая дверь. Помедлив секунду, он вошел.
Лестница на второй этаж, будочка с охранником. Против ожиданий, на вошедшего он даже не посмотрел — с увлечением читал какую-то книгу, все еще неторопливо убирая руку с пульта. Тусклый синеватый экран монитора, демонстрирующий увлекательный фильм «Московская улица зимой», охранника тоже не интересовал.
— Простите…
— На второй этаж, пожалуйста, — сказал охранник, на мгновение отрываясь от книги. — Туда.
Он стал подниматься.
Если предбанник наводил на мысли о «богатеньком офисе», то второй этаж разочаровывал. Больше всего это походило на небогатую государственную контору. Что-нибудь вроде НИИ по проектированию самоходных сноповязалок. Длинный коридор, на полу — протертый линолеум, стены выкрашены коричневой масляной краской и на метр от пола покрыты пластиком «под дерево», на часто натыканных вправо-влево дверях — таблички. ИНЖЕНЕР. ИНЖЕНЕР. СТАРШИЙ ИНЖЕНЕР.
Он обернулся:
— Простите, но…
— Вам во вторую дверь направо, — сказал охранник, откладывая книгу. — Проходите, не стесняйтесь.
— К инженеру? — полувопросительно спросил он.
— К инженеру.
По крайней мере это не походило ни на одну из его догадок.
Вторая дверь направо была приглашающе приоткрыта. На всякий случай он постучал и, лишь дождавшись «да-да, входите», переступил порог.
Сходство с бедным НИИ на полном гособеспечении усилилось. Стол из ДСП, дешевый крутящийся стул, старый компьютер с маленьким монитором и совсем уж неприличный матричный принтер, телефон… Господи, телефон с диском!
Но сам хозяин кабинета, молодой и розовощекий, выглядел куда приличнее. Костюм неброский, но явно не хуже чем «Маркс энд Спенсер», шелковый галстучек баксов за пятьдесят, часы на руке — пусть средняя, но Швейцария.
— Вы не удивляйтесь обстановке, — сказал хозяин кабинета. — Так принято.
— У кого?
— У нас. Вы — Соре, верно? Вы звонили утром. Садитесь…
Он кивнул, усаживаясь на шаткий венский стул. Именно так он и представился, без фамилии и отчества, всплывшим вдруг в памяти латинским словом, умом понимая всю наивность маскировки при звонке с домашнего телефона… и все-таки…
— А меня зовут Иван Иванович, — сказал молодой человек. — Нет, вы только не подумайте, что я шучу! Меня действительно так зовут, вот паспорт. Иван Иванович. Причем Иванович — фамилия. Ударение на предпоследнем слоге. Это важно.
Паспорт был немедленно выложен на стол, но Соре не рискнул взять его в руки. Пробормотал:
— Я не хотел бы называть свое имя… настоящее…
— Разумеется, — с готовностью согласился Иван Иванович. — Для меня вас зовут Соре. Какая разница?
— Ну мало ли… бухгалтерия не пропустит…
Иванович строго погрозил ему пальцем.
— Бухгалтерия вас никоим образом не касается! Мы не вступаем с вами в товарно-денежные отношения.
— А как же…
— Мне как-то неудобно вас звать только по имени, — вдруг заявил Иван Иванович. — Как же мне вас называть? Товарищ Соре — напоминает Щорса. Господин Соре — так это почти Сорос… Можно — месье Соре?
Человек, которого теперь звали месье Соре, согласно кивнул.
— Итак… — молодой человек подпер подбородок рукой, на миг задумался. — А как вы узнали про наше учреждение?
— Из газеты «Из рук в руки»…
— Да-да, вы же упоминали по телефону… — Иванович рассеянно взял свой паспорт, спрятал во внутренний карман пиджака. — Мы занимаемся исключительно гуманитарной деятельностью. По юридическому статусу мы — общественное объединение «От судьбы». Все наши услуги носят некоммерческий характер.
— Знаете, — честно сказал Соре, — когда я слышу про гуманитарную деятельность и некоммерческий характер, то хватаюсь за бумажник.
Иван закивал, грустно улыбаясь:
— К сожалению… так часто самыми благими словами прикрываются… Так вот, месье Соре, все, что мы вам предлагаем — обменять некоторое количество своей судьбы на некоторое количество судьбы чужой. Мы не взимаем деньги ни с одних, ни с других участников сделки.
— Тогда — какой ваш интерес?
— Благотворительность.
Иван Иванович улыбался. Иван Иванович был рад посетителю.
— Хорошо, — Соре кивнул. — Допустим, я вам верю. Объясните, что это такое — сменить судьбу?
Пожалуйста. Допустим, судьба готовит вам какой-либо прискорбный факт… например — упавшую на голову сосульку. Или крупные проблемы в бизнесе… или тяжкий недуг… или ссору с любимой женой… или подсевшего на наркотики сына…
Называя какую-нибудь очередную гадость, Иванович постукивал костяшками пальцев по столу, будто утаптывал ее в смеси опилок и формальдегида.
— Причем для вас наиболее печальными будут проблемы в семье. А для другого человека — его
