присутствие более чем желательно. Это мои друзья — Дойл и молодой Челленджер. К вашим услугам.
— Весьма польщен. Ирен должна скоро выйти! Если честно, — он понизил голос настолько, что нам пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его шепот, — я очень за нее тревожусь. Я пытался ее отговорить, но она не стала меня слушать, хотя я и старше ее.
— Опера — суровая школа, — объявил Дойл. — А у Ирен, как говорите вы, французы, артистический темперамент. Но не волнуйтесь, мы без труда обеспечим ее безопасность.
Все нарастающий шум за дверью стал предвестником выхода первых исполнителей. Оперные дивы традиционно появляются последними, когда разойдутся статисты и музыканты. Я знал, что Ночная Орхидея все еще в гримерной, где тесно от цветов и поклонников. При других обстоятельствах я и сам зашел бы туда засвидетельствовать свое почтение, хоть меня и не до конца убедил ее сценический образ. И к черту научную точность, потому что ложь женщине столь прекрасной, сколь Орхидея, ложью не считается.
— Идет моя сестра, — предупредил Клемент. — Умоляю: ни слова о моих тревогах!
Мы отошли чуть в сторону, пропуская стайку юных дебютанток, оживленно щебечущих после первой встречи с дивой. Следом за ними из двери выскочила Ирен в накинутой на плечи пелерине и с остатками грима над бровями. Она поприветствовала нас быстрым кивком, — хотя я без удовольствия отметил, что для Челленджера она приберегла кокетливую гримаску, — взяла брата под руку и сразу повела нас по улице Паргаминьер в сторону Гаронны. Толпы гуляющих быстро остались позади, и к тому времени, когда мы добрались до моста Сен-Пьер, на улицах уже никого не было. Ночь безраздельно правила на другом берегу, превращая его во враждебную территорию непроницаемых теней.
— У нас нет оружия, — предупредил я Ирен, стараясь не отставать.
— И мы не пойдем на неоправданный риск.
— Зато оно есть у меня, — возразила наша спутница, доставая из-под пелерины двустволку «вебли». В свете газовых фонарей блеснул металл. — И пожалуйста, профессор, хватит считать меня беззащитным созданием. Ведь сейчас девятнадцатый век!
— Ирен, ты обещала вести себя разумно! — взмолился Клемент. — Представь, о чем сейчас думают эти джентльмены!
Проезжавший мимо экипаж резко прибавил скорость, когда кучер заметил оружие. Громыхание колес перекрыло даже стук копыт по булыжной мостовой. Челленджер презрительно фыркнул и протянул руку:
— Чем оно заряжено?
— Патронами на кабана. В наших оружейных лавках ничего крупнее не оказалось. Тигры в окрестностях не водятся.
— Тогда мы лишь напугаем зверя, но вряд ли сможем его хотя бы ранить, если не полагаться на исключительное везение. Дайте его сюда!
Челленджер довольно грубо выхватил ружье, не обратив внимания на испуганный вскрик Ирен. Расставив мощные ноги и задрав уже успевшую растрепаться бороду, он одним плавным движением нацелил оружие на луну.
— Смотрите! — крикнул он и выругался. — И скажите, что я не сошел с ума!
Мы задрали головы. Поперек серебристого диска, освещающего небеса подобно фонарю, скользнул силуэт чудовищной птицы с острыми, как бритва, крыльями. Бесконечный клюв казался продолжением тощей шеи, крапчатая шкура приобрела в лучах луны пепельный оттенок. На нас пялились злобные желтые глаза. Существо излучало ауру злобной силы. На концах вытянутых ног тускло поблескивали зловещие когти. Один из них был сломан.
Птеродактиль — потому что теперь его невозможно было назвать иначе — снижался, направляясь к лабиринту красных крыш на дальнем берегу Гаронны. Челленджер все же едва не выстрелил, однако, будучи опытным охотником, вовремя понял, что шансы попасть в цель с такого расстояния слишком малы. И вместо того, чтобы стрелять, помчался вдогонку. Ошеломленные, мы лишь проводили его взглядами.
Внезапно из его могучей груди вырвался низкий долгий рев, напоминающий трубный зов слона — Челленджер резко остановился, вскинул ружье к плечу и выстрелил.
Птеродактиль дернулся. Темноту разорвал воинственный вопль, словно чудовище бросало нам вызов. Должен признаться, ничего более жуткого мне слышать не доводилось. Вопль становился все выше и выше, пока не застыл на безупречной ноте — чистейшей, словно звук бьющегося хрусталя. Дойл отреагировал первым:
— Пикар, клянусь Королевой, мы должны уничтожить это чудовище!
— Челленджер в него наверняка попал, — сказал я. — Но, боюсь, шкура у этого существа слишком толста для наших пуль.
Мой молодой коллега уже бежал обратно, размахивая ружьем. Услышав мои слова, он покачал головой:
— Вы правы, профессор, для такого зверя это лишь ласковый шлепок. Он еще вернется.
— С какой стати ему возвращаться? — мрачно усомнился Дойл. — Если бы мы знали, что выманило его сегодня ночью из логова, то смогли бы устроить ему ловушку, но…
— Кажется, я знаю, — негромко проговорила Ирен. — Он прилетел послушать Орхидею.
Клемент уставился на сестру с таким изумлением, что при иных обстоятельствах мы бы непременно расхохотались. Однако Челленджер вновь удивил нас:
— Склоняюсь перед вашим превосходным слухом, миледи. Я не поклялся бы, что в крике этого адского филина прозвучало верхнее «до», но раз это сказали вы, то я готов поверить.
Дойл кивнул, но все же усомнился:
— Откуда такая уверенность?
— Элементарно, мой дорогой Дойл. Я просто отметил, что дата гибели бедняги Мишеля совпадает с первым выступлением Ночной Орхидеи. Вспомните афиши, которые мы видели на станции. И еще я заметил: птеродактиль летел сегодня со стороны Капитолия. Да, городские огни отпугивают такое ночное существо. Следовательно, у него должна иметься очень серьезная причина, чтобы позабыть о страхе. А когда я услышал его крик… Разве не странно, друзья мои, что композиторы современных оперетт всего лишь имитируют любовные призывы вымерших видов?.. Я сказал — «вымерших»?..
Голос Челленджера дрогнул, и каждому из нас стал ясен истинный масштаб нашего открытия. Его восторг передался и мне:
— Вы уже знамениты, профессор Пикар, но ваша нынешняя слава померкнет, по сравнению с тем, что вас ждет. А вашему музею придется ограничивать доступ посетителей, когда мы подвесим к его стропилам чучело этого чудовища. И я верю: подстрелить его посчастливится именно мне!
— Кстати, о птичках, — заметил я, стараясь сохранить хладнокровие даже в подобных обстоятельствах. — Мы не сможем выследить этого монстра в подземельях, потому что он боится света, а в темноте мы станем слишком уязвимы. А что касается идеи подстрелить его в полете… У нас нет подходящего оружия, и тут я вам помочь не смогу. Я охочусь только на бабочек…
— Мы знаем, где прячется птеродактиль, и знаем, как его выманить, — перебил меня Челленджер. — Дайте мне только шанс раздобыть нечто помощнее этой мухобойки и зарядить ее на слона. И тогда я поставлю палатку на крыше оперы и устрою там засаду. Один выстрел, мне нужен только один выстрел!
— Увы, месье, но завтра последнее выступление Орхидеи, — сообщила Ирен. — И дива пообещала держать верхнее «до», пока у нее хватит дыхания. Боюсь, это станет нашим последним шансом отомстить за моего мужа.
Челленджера словно поразило громом. Он взглянул на ружье, которое в его ручище смотрелось как игрушечное, и пробормотал:
— Завтра? Все потеряно! Если… если только мы не устроим ему засаду в воздухе, лицом к лицу… Воздушный шар! Сможем ли мы до завтра раздобыть шар, профессор? Ведь здесь, в родном городе Пилатра де Розье, наверняка найдется…
Я сочувственно покачал головой. Когда дело доходит до спорта королей, англичане склонны к приступам временного помешательства. Спорить с ними в такие моменты бесполезно, поэтому я обратился к Ирен:
— Боюсь, моя дорогая Ирен…
