На шоссе оставаться нельзя, оно — единственный путь, по которому бросятся наши, когда решат отступать. Здесь мы неизбежно столкнемся с ними нос к носу.
Он заметил, что Эрих его не слушает, и сложил карту.
— Теперь надо бы подыскать надежное местечко для ночевки, — сказал он, помолчав.
Справа от них склон спускался в другую долину. Свернув с шоссе, они долго шагали по полю, пока не наткнулись на «капанну», ее с дороги не было видно. Спрятав самокаты в высокой пшенице, они уселись у входа в шалаш и принялись за печенье и шоколад, запивая водой из фляжек. Открывавшийся перед ними ландшафт поражал величием, пустынностью и благородством форм; необъятное, затянутое темными тучами небо нависало над причудливыми изгибами горного пейзажа. Долины и хребты тянулись вдаль насколько хватал глаз, до самого горизонта, где желтоватое свечение долго не могло погаснуть. Изредка вдали полыхали зарницы. Оба вдруг ощутили свое одиночество.
На поверку «капанна» оказалась просто соломенной крышей, поставленной прямо на землю. Стен не было, так что внутри было довольно тесно, и они лежали, прижавшись друг к другу. Вход они завесили плащ-палаткой, чтобы ночью не продрогнуть. Прежде чем заснуть, Вернер сказал в душную темноту:
— Вот ты и спишь под соломенной крышей, как у себя дома в Гольштейне.
И оба подумали о доме, а Вернер еще и о том, что его затея принесла бы ему куда больше радости, если бы не Эрих со своими страхами.
6
Проснувшись на следующее утро, Вернер увидел, что Эрих уже не спит и даже успел отцепить плащ- палатку, завешивавшую вход; свет свободно проникал внутрь. Эрих лежал на спине, вытянувшись во весь рост и уставившись в изгиб соломенной крыши над головой.
— Мне очень плохо, — сказал он. — Посмотри, что у меня тут.
Он с трудом приподнялся и высунул из-под одеяла левую
ногу. Сапог он, видимо, еще раньше снял, а штанину закатал до колена. На голени чуть выше пятки вздулась плоская опухоль величиною с ладонь.
Вернера как подбросило.
— Дружище, — сказал он испуганно, оглядев опухоль. — Это тебя змея укусила.
Резко выпрямившись, он обвел взглядом шалаш. Он был пуст. Тогда он схватил Эриха за ноги выше колен и одним рывком вытащил на волю. Небо опять было безоблачное, а солнце только-только выглянуло из-за горизонта.
— Когда ты это заметил? — спросил Вернер.
— Примерно час назад я проснулся, — ответил Эрих, — но ничего такого не почувствовал. Просто показалось, будто колючкой царапнуло. Сапоги я еще с вечера снял, потому что жали. Я решил, что укололся о колючую травку тут, в «капание». Но потом стало жечь — все сильнее и сильнее.
— Этого нам только не хватало, — прошипел Вернер. И прикусил язык, увидев, что лицо Эриха побледнело и покрылось крупными каплями пота. Вглядевшись в опухоль как можно пристальнее, он принялся ее отсасывать, время от времени сплевывая слюну. Но потом понял, что только ее и сплевывает. Он не мог найти точку, куда вонзила жало гадюка, поэтому прощупал губами всю опухоль. На вид она лучше не стала. Тогда он подобрал с земли сухую щепочку и зажег ее спичкой с одного конца.
— Только не кричи! — приказал он. — Нас могут услышать.
Он прижал горящую щепку к ноге Эриха, но тот резко
дернулся в сторону. Тогда Вернер набил табаком трубку. Раскурив ее, он навалился на Эриха всей тяжестью, ногами обхватил его плечи и прижал горящую трубку к опухоли, а потом еще и потер ее трубкой. Послышалось глухое рычание и сдавленный стон. Тогда он разжал ноги. Эрих едва успел отвернуться-его вырвало.
Однако опухоль ничуть не уменьшилась. Подгорела лишь ее поверхность; в воздухе запахло паленым.
— Лежи и не двигайся! — приказал Вернер. Перочинным ножом он отрезал от плащ-палатки длинную полосу и еще выше закатал штанину Эриха. Прижав камешек к внутренней стороне бедра, там, где проходит артерия, он изо всей силы перетянул ногу жгутом, чтобы пресечь доступ крови.
— Вот так! — выдохнул он. — А теперь тебе самое время хватануть литр шнапса, и все будет в порядке.
Заметив, что Эриха так знобит, что у него зуб на зуб не попадает, Вернер укрыл его обеими плащ- палатками. Проклятье, подумал он. Теперь мы засели здесь всерьез и надолго. Только бы не вляпаться из- за этого в нечто похуже.
И в этот миг он увидел спускавшегося по склону крестьянина - молодого итальянского парня, ведшего под уздцы тощую клячу. На нем были черные штаны, грязная рубаха и старая замызганная шляпа с широкими полями. Лицо у парня было загорелое, смазливое, над верхней губой пробивались лихие усики. Парень заметил их, и в его черных глазах мелькнуло холодное, слегка настороженное любопытство. Вернер подошел к нему и объяснил, что случилось. Итальянец взглянул на Эриха с интересом и сочувствием.
— Возьмите себе наши велосипеды, — сказал ему Вернер. — Только доставьте нас куда-нибудь, где моему товарищу смогут оказать медицинскую помощь.
— Велосипеды? — Итальянец недоверчиво завертел головой, и Вернер показал ему место, куда были спрятаны самокаты. Крестьянин жадно схватил оба велосипеда и очень ловко и быстро завел их подальше в глубь поля. Вернувшись, он жестом предложил Вернеру вдвоем поднять Эриха и положить его на спину лошади. Седла не было, и им пришлось привязать больного — он так ослаб, что все время соскальзывал. Итальянец зашагал вниз по склону, и вскоре они оказались в долине, где Вернер опять увидел те же самые острые светлые скалы. Места здесь были глухие, лишь изредка попадался обработанный клочок земли, все вокруг заросло травой и кустарником, над которым то тут, то там возвышались могучие деревья, раскинувшие над склонами шатры своих крон.
— Здесь повсюду живут во временных хижинах крестьяне, — сказал парень. — Но они ничего вам не сделают, если вы скажете, что хотите к американцам.
— А наших полевых жандармов здесь не видать? — спросил Вернер.
Итальянец рассмеялся.
— На прошлой неделе двоих уложили, — сообщил он. — Совсем капут, — добавил он по-немецки.
— Слышишь, Эрих, мы уже в безопасности, — обернулся к товарищу Вернер. Но увидел, что Эрих лежит белый как мел и мокрый от пота, и понял, что тот ничего не слышит. Итальянец тоже начал озабоченно поглядывать на Эриха и погонять лошадь.
— Святая мадонна, — сказал он. — Ваш товарищ очень болен. Надо поторопиться.
Тропа теперь вновь вилась вверх по склону. Взобравшись на вершину холма, они увидели в лощинке маленькую хижину - времянку. Каркас из жердей был кое-как обит досками и прикрыт соломенными матами, на крыше топорщилась груда свежесрезанных веток. Строение это было едва различимо на фоне диких зарослей. Когда они приблизились, хижина сразу ожила: первой на пороге появилась старуха в широкой рваной юбке до пят, за ней — молоденькая хорошенькая девушка, стройные формы которой едва прикрывало некое подобие платья. Немного погодя из хижины вышел старик крестьянин с темным от загара лицом, словно сошедший с гравюры по дереву. Все трое с живым любопытством уставились на пришельцев.
Парень затараторил по-итальянски, сообщая о случившемся с Эрихом, потом они все вместе сняли его с лошади и внесли в хижину. Внутри было темно — свет проникал лишь в отверстие для входа. Вернер разглядел только, что у стены стоят две винтовки. Итальянцы опустили Эриха на топчан, устланный соломой. Старик взглянул на опухоль и покачал головой.
— Тебе бы сразу вскрыть это, — сказал он Вернеру на своем отрывистом и малопонятном диалекте.
— Ножа не было чистого, — огрызнулся Вернер.
Старик презрительно хмыкнул и бросил старухе:
