жажду, и тебе очень хорошо. Вторая видит вас на кровати, ее тело возбуждено, она хочет тебя, но это уже невозможно. Просыпаюсь от неудовлетворенного желания, но с ожившим сердцем.

Не знаю, смогу ли дать тебе прочитать то, о чем здесь написала, но, скорее всего, когда человек пишет, это уже означает, что он хочет, чтобы это прочитали. Вот и я хочу, чтобы ты это знал. Я могу показаться наивной, надеюсь, что это не так. Не летаю в облаках, просто хочу, чтобы у моего ребенка был отец - настоящий мужчина, и невозможного хочу - чтобы моего ребенка воспитывал настоящий отец.

Ты слишком красив, может этого достаточно, чтобы захотеть от тебя ребенка, но я испытываю влечения не ко всем красивым мужчинам, значит, есть что-то еще, и если я решилась довериться инстинкту, то рассуждения нужно оставить. Моя философия - законы, которые придумали люди, могут быть ошибочными, неправильными, а природа ошибается редко. Я не знаю, чего ты на самом деле хочешь, но очень надеюсь, что ты ничего не сделаешь против своей воли. Хочу, чтобы ты был счастлив, как и мой долгожданный ребенок. Надеюсь, что прогноз врача оказался верным и это будет девочка, а если мальчуган, то тоже прекрасно!

***

Был все тот же перрон. Наташа его уже ожидала. Он протянул ей розу:

- По установившейся традиции, это вам. А этот букет передайте Вале. Сегодня день святого Валентина. Валентине в день Валентина, - он из-за спины вытащил букет желтых роз.

- Вали больше нет. Она умерла, через неделю после родов, от заражения крови, - из глаз Наташи покатились горошины слез.

- А ребенок? - вдруг потерял связь с реальностью Дан. «Этого не может быть, так как не должно случиться», - стучит мысль в голове, или это стук вагонов на стыках рельс?

- Ребенок жив. Девочка. Назвали Валентиной. Я теперь у нее мама. Сейчас за ней присматривает Гриша - ее отец, пока я здесь встречаюсь с вами. Он в ней души не чает.

- Сколько ей?

- Уже три месяца. Взрослеет не по дням, а по часам. Головку хорошо держит. Глазки очень умные, очень похожа на Валентину.

- Этот пакет, который вы мне передали от Валентины…

- Она мне отдала, когда ее отвозили в роддом, как чувствовала, сердешная. Просила передать вам в случае чего… Так оно и случилось. Я раньше не могла, слишком хлопотно было. У меня же сын школьник, в этом году в первый класс пошел. Гриша ему теперь вместо отца. Он детей очень любит. Живем мы все вместе у Гриши. Скоро собираемся объединить наши квартиры, а то немного тесновато.

- Я могу посмотреть… девочку?

- Нет, зачем это вам? Я просьбу Валентины выполнила, пакет в целости передала, все рассказала. Мне уже пора, дел невпроворот. Спасибо за цветы.

- А, где похоронили… Валентину?

- В Боярке, на новом кладбище.

- Я бы хотел ее навестить, как ее там найти?

- Я завтра вам перезвоню и скажу точно, какой участок, а то оно очень большое. Мы все по памяти туда ездим. Ухаживаем за могилкой. Мне, честно, пора, спасибо за цветы, - она легко вскочила в вагон электрички, и двери за ней захлопнулись. Дан стоял на платформе и смотрел вслед уходящей электричке, уносящей от него прошлое несостоявшегося будущего. Где-то вдалеке, за рассыпавшейся гирляндой далеких электрических огней, в детской кроватке спала его Валентина, которой не суждено об этом узнать.

Я боюсь

Сон убежал от меня давно, вместе со звоном ненавистного будильника, но я продолжала лежать, очень умело маскируясь под спящую. Ночь прошла ужасно, впрочем, как и все ночи, когда у меня оставался Бодя. Ужасней этих ночей были только те, когда Бодя не оставался, и в голову лезли разные глупые мысли. Иногда я плакала, не люблю плакать, но плачу.

Одиночество, что может быть ужасней? Оно наваливается на тебя, в основном после работы, в общественном транспорте, при возвращении домой, в выходные дни, праздники, а особенно во время бессонницы. Тогда я плачу от бессилия вернуть прошлое, вернуть слова, брошенные сгоряча, поступки сделанные по глупости, вернуть тех, которые прошли через мою жизнь, и которых надо было не отпускать.

Прошлое, мое прошлое - оно в прошлом! Настоящее находится рядом на моей узкой кровати, давно не спит и глубоко обиженно сопит. Хитренький. Знает, что мне надо хорошо выспаться - тогда я добрая и хорошая, а выспаться могу, только раскинувшись на всю кровать. Боже, есть же у людей двуспальные кровати, по которым можно ездить на велосипеде!

Я давно предлагала купить большой раскладной диван, но Бодя против. Мол, мы (а точнее я!) живем здесь временно, вот поженимся, обретем определенный «угол для жизни», вот тогда все и купим. Все вместе и за один раз! Не говорит только, за какие деньги, если за его «регулярную зарплату» - то никогда. А за свои я и сейчас могу купить. Диван. Не очень дорого. Да, жениться он не спешит, а мне уже скоро 26 лет, и мы целых два года вместе. Два года над пропастью, в буквальном смысле, если учесть ширину нашей кровати. Точнее моей.

Приходится делиться.

Бодя, в миру Богдан, - мой одногодок, единственный сын своей мамы и большой «телок». Большой «телок» - это не значит, что он крупный, как буйвол, и энергичный, как бык.

Скорее наоборот, если в буквальном смысле. Это просто значит, что он ходит за своей мамой, как «телок», впрочем, как и его папа. Ух, эта мама, эта мама! Если я когда-нибудь и у д о с у ж у с ь, то все равно не буду называть ее мамой. Она диктатор, узурпатор, тиран; думает, что существует только одно мнение, и это ее собственное! Мы с ней раза два виделись и составили друг о друге объективное мнение, притом окончательное. Она видит во мне лишь сотрясателя того мира, который она строила десятилетиями. ЕЕ мира! Поэтому я мучаюсь на этой узкой кровати, а не сплю на двуспальной в одной из комнат их трехкомнатной квартиры.

Почему я должна мучиться, прижатая к стенке, которая холодит даже через ковер, ее сынком, когда в их квартире есть место не только для троих, но и для четверых (конечно, это я), и даже больше (не будем забегать вперед)!? Я с усилием перевернулась на спину, и это было моей ошибкой. Бодины руки, как по команде, поползли по моему телу, и он придвинулся еще ближе ко мне, практически навалился, обдавая жаром своего тела.

- Бодя, отодвинься. Мне очень жарко. Убери руки, мне больно и неприятно, - я старалась говорить сонным, холодным голосом. Не люблю фамильярностей. Я единоличница, что мое - то мое. Если это тело мое, то им только я распоряжаюсь, самостоятельно, когда и как хочу. Если ты, Бодя, пока не мой, то все равно обязан играть по моим правилам - хочешь ты или не хочешь! Ведь я ничем тебе не обязана!

Конечно, весь этот монолог я произнесла про себя. Мужчины не должны знать, что мы думаем о них, иначе в управлении ими может что-то сломаться.

Его руки на мгновение замерли, а затем продолжили экскурсию по моему телу. Почему мужчины отождествляют нас с коровами и начинают дергать за груди, особенно тогда, когда должны начаться месячные, и они набухли?

Я прорычала, не открывая глаз:

- Дай мне, наконец, выспаться! Ради бога, отодвинься, мне очень жарко и неприятно!

- Бодя, обиженно-просящим голосом, затянул свою обычную песню.

- Танюшенька! Цветочек мой сладенький! - (бр-рр, какие кулинарные сравнения, ненавижу кухню). -

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату