оглянулась.
— Не торопитесь, — буркнул Хелмицкий. — Подождут, ничего с ними не сделается. Ну, как?
— Что «как»?
— Сможете освободиться?
— Допустим. И что же дальше?
— Не догадываетесь?
— Нет. Я ужасно недогадливая.
— Неужели? Я остановился здесь, в «Монополе».
Кристина слегка откинула назад голову и посмотрела на него смеющимися глазами.
— Правда? Как это мило с вашей стороны.
— Спасибо. Второй этаж, комната восемнадцать.
— Вы уверены в этом?
— Это легко проверить. Значит, в одиннадцать?
— Очень сожалею…
— Уже?
— …но я привыкла проверять только счета.
— Только?
— И они у меня тоже никогда не сходятся.
Хелмицкий бросил окурок на пол, придавил ногой и снова засунул руки в карманы.
— Значит, только счета проверяете?
— Ничего не поделаешь, такая уж у меня работа.
— На этот раз можете проверять смело. Наверняка не прогадаете.
— Охотно верю.
— Панна Кристина! — послышался голос адвоката Краевского.
Кристина повернулась, но Хелмицкий загородил ей дорогу.
— Итак?…
— Итак? — повторила она.
— Комната восемнадцатая. В одиннадцать часов.
— Это я запомнила. Но…
— Какие тут могут быть «но»?
— Ну, подумайте сами, стоит ли проверять такую мелочь. Я верю вам на слово.
Свенцкий рассеянно оглядел присутствующих. Когда садились за стол, получилась небольшая заминка из-за того, что Древновский по известной причине не успел разложить возле приборов заранее приготовленные карточки с фамилиями приглашенных. Свенцкий мило улыбался, был изысканно любезен, но его душила ярость. Глядя на своего секретаря, который, как манекен, двигался вокруг стола, он в бешенстве сжимал кулаки. «Я этому шуту гороховому покажу», — решил он. На репортера, чье пьяное бормотание время от времени доносилось до него, он предпочитал вообще не смотреть.
Грошик знал почти всех присутствующих и чувствовал себя как рыба в воде. Появление новых гостей отвлекло внимание Свенцкого. Древновский тоже куда-то скрылся, и Грошик, не желая оставаться в одиночестве, переметнулся к местному начальнику госбезопасности, майору Броне. Это был еще совсем молодой парень, лет двадцати с небольшим, щуплый и приземистый, с хмурым мальчишеским лицом, изуродованным глубоким шрамом на щеке. Такой высокий пост Врона занимал благодаря своему героическому партизанскому прошлому. Любитель выпить и повеселиться, он относился к Грошику даже с симпатией.
— Вы, я вижу, успели уже заложить? — сказал он, похлопав Грошика по плечу.
Грошик захихикал.
— А то как же! Ничего, и ты заложишь.
— Эх! — скривился Врона. — Терпеть не могу этих церемоний. Они только для проклятых буржуев хороши…
Грошик потер руки.
— Ничего, привыкнешь… вот увидишь, привыкнешь…
Но он не успел дать волю своему красноречию, так как к нему подошел подосланный Свенцким главный редактор «Островецкого голоса» Павлицкий — очень высокий, широкоплечий мужчина, с толстой шеей и огромной, как у тапира, головой. Плюгавенький Грошик едва доставал ему до плеча. Павлицкий грозно надвинулся на него.
— Немедленно выметайся отсюда!
— Я? — Грошик икнул. — Ишь чего захотел. Сам выметайся!
— Не уйдешь?
— И не подумаю! Демократия у нас теперь или нет?
— Не уйдешь?
Грошик стоял, задрав голову, и нагло улыбался.
— А мне здесь очень нр…равится.
— Погоди ж ты у меня…
— Грозишься?
— Я тебе покажу…
— Мне грозишь? А кто санацию восхвалял?
Павлицкий покраснел.
— Замолчи, скотина!
— А может, не восхвалял?
Павлицкий бросил тревожный взгляд на майора, который разговаривал неподалеку с Вейхертом. К ним подошли Щука и Подгурский. Свенцкий, занятый разговором с комендантом города полковником Багинским, предпочитал держаться на некотором расстоянии и издали наблюдать за действиями Павлицкого.
— Заткнись! — рявкнул редактор.
Грошик захихикал.
— А что, не восхвалял?
— Тише, ты!
— Не восхвалял, скажешь?…
Павлицкий не выдержал.
— А ты сам?
— Я? — Грошик самодовольно надулся. — Восхвалял, а то как же!
— Ну, и заткнись тогда!
— А вот и не заткнусь! Что ты мне сделаешь? Я всегда выслуживаюсь перед начальством. А ты вот восхвалял санацию.
Павлицкий даже посинел от бешенства. Врона с любопытством посматривал в их сторону.
— А ты восхвалял, не отвертишься! — заверещал Грошик.
Павлицкий сжал кулаки, — казалось, он вот-вот кинется на репортера и придавит его своим огромным телом. Но он взял себя в руки.
— Погоди! Завтра я с тобой поговорю, — сказал он и повернулся к нему спиной.
— Восхвалял! Восхвалял! — торжествующе крикнул ему вдогонку Грошик.
Свенцкий, заметив, что Павлицкий отошел от Грошика, под каким-то предлогом оставил полковника.
— Ну, что? — прошептал он, беря Павлицкого под руку. — Все в порядке, пан редактор?
Павлицкий махнул рукой.
— Разве с ним сейчас договоришься? Он пьян в стельку.
— Пся крев!
— По-моему, лучше его не трогать. Ничего не поделаешь.
— Как? Оставить здесь? Это невозможно.
— А если он скандалить начнет?
