делали все, чтобы повысить боеготовность бригады, воспитывали личный состав в духе ненависти к захватчикам. С молодыми солдатами беседовали ветераны, регулярно выступал командир бригады полковник Леонов, начальник политического отдела подполковник Вобян. Особенно нравились всем беседы Леонова — живые, интересные, порой очень острые.
Сражение на Курской дуге началось душной ночью 5 июля, но не так, как планировало фашистское командование: наши войска нанесли упреждающий удар большой мощности, противник понес значительные потери. Но он уже не мог отказаться от наступления, огромный механизм был приведен в действие. Едва рассвело, началась артиллерийская подготовка, одновременно появились самолеты.
Противник бросил в атаку в первом эшелоне три танковые и пять пехотных дивизий. Удару подверглись войска 6-й гвардейской армии и примыкавшие к ней фланги соседних армий.
Весь день немцы беспрерывно яростно атаковали, пытаясь вклиниться в советскую оборону, но успеха не имели. Почти на всех участках фронта наши войска твердо стояли на своих рубежах и только к исходу дня вынуждены были кое-где отойти на несколько километров.
Тяжелая обстановка сложилась и на белгородско-обоянском направлении. Нашу оборону таранили сотни немецких танков. Их расстреливала прямой наводкой артиллерия; ворвавшиеся в боевые порядки пехоты танки вспыхивали от горючей смеси, бутылки летели из окопов и траншей, лязгали порванные гранатами гусеницы, танкисты в черных мундирах, выбрасываясь из горящих машин, попадали под огонь наших стрелков, но противник, не считаясь с потерями, лез напролом. Основной удар наносили 48-й танковый корпус и 2-й танковый корпус СС.
Бригада «Революционная Монголия» сразу же вступила в бой с главными силами врага. Только одна моторизованная дивизия «Великая Германия» насчитывала около ста восьмидесяти танков; ее поддерживала 3-я танковая дивизия. В бригаде же было всего шестьдесят пять танков, враг превосходил нас по количеству боевых машин более чем втрое.
На участке Сырцево, Верхопенье первой столкнулась с противником головная походная застава — два танковых взвода с десантом. Выполняя поставленную задачу, они медленно продвигались вперед, как вдруг по ним открыли огонь четыре «тигра», замаскированные неподалеку от высотки. Застава понесла потери.
Десантники и танкисты отходили с боем, гитлеровцы тотчас стали стягивать к высотке танки. Разведчики насчитали около восьмидесяти машин.
Командир бригады приказал двум танковым батальонам немедленно занять оборону. Танкистов поддерживали батареи противотанковых орудий, здесь же расположились в наспех отрытых окопах автоматчики. Особую задачу командир поставил роте старшего лейтенанта Петра Маслова: расположиться в засаде, развернувшись фронтом на юг у подножия безымянной высоты юго-восточнее Верхопенья, и оседлать дорогу на Сырцево.
Рота быстро заняла указанное место. Маслов уточнил с командирами задачу, после чего забрался в свой танк. Вскоре в стороне ударили орудия. Петр, разбитной и веселый, любивший острое словцо, шутку, стал угрюмым, сосредоточенным; встревоженный экипаж прислушивался к грохоту боя. Явственно доносились разрывы снарядов, натужный рокот моторов — это дрались с фашистами товарищи. Что с ними? Выдержат ли они натиск врагов?
Маслов был твердо уверен, что танкисты будут стоять насмерть. Если же враг прорвется, его встретит рота, находящаяся в засаде. В том случае, если гитлеровцы задумают пойти в обход, им тоже не миновать роты Маслова. Скоро начнется бой. Время тянулось медленно. Комсомольский экипаж Маслова прозвали «дружба народов». Сам Маслов — русский, механик-водитель Наумов — тунгус, заряжающий Беккуров — осетин, башенный стрелок Бондарь — украинец.
Ребята делом подтверждали прозвище. Они, казалось, просто не могли существовать друг без друга. Если Маслова вызывал командир, друзья сопровождали его до блиндажа и маячили поодаль, чтобы в случае необходимости быть под рукой.
Маслов напряженно вглядывался: неподалеку противник. Но вот поступило сообщение, оно прозвучало, как сигнал тревоги, как выстрел: «Слева — пять танков!» Как после стало известно, гитлеровцы не смогли взять в лоб позиции, занимаемые батальонами Орехова и Боридько, и решили обойти их, чтобы нанести фланговый удар.
Но это выяснилось значительно позже, а сейчас Маслов не знал, что это за танки и откуда они появились. Загадкой оставалась и задача, поставленная перед фашистскими танкистами.
— Что же они задумали?
— А ты спроси у головного. Только вежливо, — засмеялся Бондарь.
Но Маслову было не до шуток. Нужно самому взглянуть на вражеские танки. Маслов поправил белокурый чуб, выбившийся из-под шлема, подмигнул механику-водителю Наумову.
— Сидите здесь тихонечко. А я прогуляюсь.
Маслов выбрался из танка и юркнул в кусты. Взобравшись на высотку, затаился за кочкой, сдвинул на затылок шлем и осторожно выглянул из-за укрытия. Отсюда открывался отличный обзор. Что ж, можно действовать.
Маслов скатился вниз.
— Наумов! Держи прямо на высотку.
— Есть!
И вот танк уже на холме. Машина въехала в густой кустарник. Наумов глянул в смотровую щель, почесал затылок — танки какие-то необычные. У опытного воина глаз наметан, немало повидал Наумов легких и тяжелых танков врага, но таких еще не встречал.
— Ну и мамонты!
— Это же «тигры»!
Фашистские танки лениво ползли метрах в трехстах. Немцы ничего не замечали, шли, беспечно подставляя борта, украшенные черными крестами.
— Заряжай! По головному…
Немцы тотчас засекли тридцатьчетверку.
«Тигры» перестроились и сосредоточили огонь по машине Маслова. Воздух заныл от снарядов, осколки барабанили по броне.
— Маневрируй! — крикнул Маслов Наумову. — Бронебойными лупят. — Как бы в подтверждение, в танк ударил снаряд — будто по башне хватили кувалдой. Башня выдержала, но от внутренней поверхности брони отскочил осколок и рассек щеку заряжающему Беккурову.
— Назад!
Наумов — водитель классный. Танк попятился, сполз вниз. Немцы потеряли его из виду.
— Наумов, подай правее. И вперед!
Тридцатьчетверка вылетела на высотку, ахнула пушка, вспыхнул белесым пламенем подбитый «тигр». Экипаж, обрадованный удачей, разноголосо прокричал «ура», но всех заглушила команда:
— Назад!
Тридцатьчетверка проворно ушла за высоту. Механик-водитель по приказу Маслова подал машину левее, снова выбрался на высотку и снова прогремел меткий выстрел. «Тигр» вспыхнул как свечка. Немцы растерялись.
Маслов приказал повторить маневр. Фашисты молотили высотку, над ней вставали букеты разрывов, жидкую рощицу сбрили осколки.
— Вперед!
Наумов нажал рычаг, пушка снова рявкнула, и еще один «тигр» задымил. Не успели танкисты укрыться за высоткой, как вражеский танк, словно на замедленных кинокадрах распался, из щелей хлынул густой дым, послышался взрыв, и башня свалилась на землю — детонировал боезапас. Фашисты, потерявшие за считанные минуты три первоклассных тяжелых танка, отстреливаясь, начали пятиться.
Неподалеку от Маслова затаился со своей ротой его дружок, старший лейтенант Иван Рыбалко. Ему было приказано терпеливо ждать. Рота тоже располагалась на высотке, и Рыбалко хорошо было видно, как трудно приходится бригаде; открылась широкая панорама завязавшегося боя. Рыбалко с нарастающим волнением следил, как тридцатьчетверки шли навстречу «тиграм», отвечая на жестокий огонь. Но у «тигров» лобовая броня толщиной с подушку. Выстрелы с дальнего расстояния практически им безвредны,
