самой батареи и сектор стрельбы стал проходить чуть левее своей же конюшни. Пехота тоже находилась в самой деревне и когда немцы обошли Луковицы слева, они вышли на незащищенную часть Конево.
Спас батарею дневальный, топившейся батарейной кухни, вовремя заметивший на снежном поле приближение немецкой колонны. Поднятые по тревоге огневики убежали на батарею, а ездовые на конюшню. Немцы без единого выстрела заняли эту часть деревни. А когда при попытке перейти речку получили отпор, атаковать деревню не стали, а занялись подготовкой к осаде.
Они обошли деревню слева и установили пулеметы, перерезав дорогу, связывавшую деревню с внешним миром. Вторая дорога на Луковицы уже была перерезана. В овраге у речки установили минометную батарею, и началась осада. Деревня была взята в подкову. Разрыв в этом круге приходился на поле, шириной около 300 метров, круто поднимающееся от деревни к лесу. Загадка, почему немцы не вошли в лес на холме, буквально нависающем над деревней? Скорее всего, побоялись повернуться спиной к расположению наших войск. Если бы они это сделали, тогда и деревня и батарея была бы у них, как на ладони. Может быть, они не хотели мерзнуть, оторвавшись от жилья или, может быть, посчитали, что поляна и так надежно перекрывается не только минометным огнем, но и пулеметами.
Командир дивизиона, узнав, что батарея лишилась лошадей, приказал командиру батареи отбить у противника конюшню.
Огневики, оставив пушки, взялись за винтовки. В атаку батарейцев повел командир батареи старший лейтенант - молодой, темпераментный, грузин. К сожалению, фамилию уже не помню. Положение атакующих усложнялось тем, что они не могли вести артиллерийский огонь по конюшне, надо было сохранить лошадей. И все-таки, внезапность атаки и храбрость солдат и командира сделали свое дело. Конюшню отбили. У стога сена нашли ездового с простреленными автоматной очередью ногами. А второй спрятался в ясли конюшни и остался жив. Не пострадали во время боя и стоявшие в конюшне лошади.
Бой за деревню шел весь день. К вечеру, когда я оказался в деревне, наша батарея уже отбила у немцев конюшню конезавода и дома за речкой, где до нападения находились расчеты. Лошадей вывели в деревню, а солдаты отошли на батарею. После этого часть деревни за речкой снова была оставлена противнику, поскольку защищать ее было некому. Вынесли и наспех похоронили погибших. В этом бою, поднимая в атаку огневиков, от ранения в шею погиб командир батареи - молодой, энергичный и бесстрашный офицер.
С настплением темноты в центр деревни стали стягиваться немногочисленные группы пехотинцев. Разрывы мин на улицах стали реже. Снялась с боевой позиции и батарея, на которой уже не осталось снарядов. Поскольку дорога, ведущая в наш тыл, была перерезана противником, двинулись по полю. Отсутствие техники и наступившая темнота позволили нам покинуть деревню незамеченными и без приключений прибыть в расположение штаба полка.
На маршруте я поговорил со старшиной батареи. Он раненый лежал в санях. Рассказал, что ничего не подозревая, проехал мост через речку, поднялся на гребень холма и примерно в том же месте, где и я, попал под пулеметный огонь. Ему ничего не оставалось делать, как только гнать лошадь вперед. Кондаков и его лошадь были ранены, но успели вскакать в деревню под защиту каменных сооружений.
Батарея заняла новую огневую позицию у одной из двух огромных конюшен конезавода в селе Воскресенское, а мы - в каком-то подсобном помещении этой фабрики лошадей для нашей славной конницы. Ночь прошла спокойно, а утром за речкой неподалеку от села появились немецкие танки. Мы хорошо их видели и слышали. Они весь день перемещались вдоль речки. А мы, заняв оборону, весь день ждали, когда они перейдут речку и выбьют нас из села. По-другому и быть не могло. Винтовочным огнем мы бы их не остановили, а снарядов на батарее не было. Но все кончилось «миром». Мы тогда в своей среде пытались разгадать причину такой нерешительности противника и сходились на том, что у немцев не было разведанных. Не знали они, кто перед ними стоит, а идти на авантюру, видно, не решились.
Здесь мы впервые увидели, как противник применял тяжелые бомбардировщики. Точно посередине между двумя конюшнями осталась огромная воронка от бомбы, такая большая, что в ней свободно поместился бы деревенский дом, если его поставить вниз крышей.
Это были последние дни ноября. Противник перешел в наступление от Каширы на запад, перерезал железную дорогу Тула-Москва и уже замыкал кольцо окружения вокруг Тулы. Дивизия оборонялась в двух направлениях - на запад и на восток. Расстояние между наступающими навстречу друг другу частями противника составляло не более пяти километров. Деревни переходили из рук в руки. Наши подразделения были так малочисленны, что ни один полк не мог бы всем своим составом укомплектовать и батальон. А фронт обороны дивизии был огромен. Вот и приходилось командованию затыкать дыры, чуть ли не ежечасно перебрасывать батальоны, роты и батареи из деревни в деревню. Бои шли только за деревни. Все пространство между деревнями было ничейной землей.
Нас вечером того же дня тоже сняли и бросили в ночной бой за какую-то деревню. Хорошо помню, как темной ночью деревня появлялась перед нами. Все ближе разрывы снарядов и стук пулеметов. Батареи стали занимать огневые позиции, а мы, управленцы - каждое отделение, занялись своим делом. Мы, несколько человек вместе с командиром дивизиона, отправились на связь с командиром поддерживаемого батальона пехоты.
В полночь стал слышен бой в глубине немецкой обороны. Командир батальона предположил, что в тыл немецкой обороны вышел один из батальонов наступающего полка. Огонь противника на нашем направлении стал затихать. А к рассвету мы вошли в деревню.
Позднее выяснилось, что командир дивизиона был прав, что пока полк атаковал деревню с востока в тыл противника, перерезав единственную дорогу на запад, вышел один из батальонов. В результате немцы вынуждены были оставить деревню, а в ней и на дороге на запад - машины и артиллерию. Нами было захвачено 4 полковых орудия, 16 минометов, 30 пулеметов, 4 автомашины с боеприпасами, 5 повозок с продовольствием и кухня.
Мороз стоял за 20 градусов и солдаты сильно промерзли. У всех было лишь одно желание - обогреться и уснуть. Зашли в первый попавшийся дом и были поражены горем хозяйки. Молодая женщина металась по комнате и рвала на себе волосы. Оказалось, что во время боя за деревню в ее дом вошли двое немцев. Видно, обогреться. И в это время заплакал лежавший в люльке ребенок. Тогда один из солдат взял ребенка за ноги, ударил головой об печь и выбросил за порог. Это было первое увиденное, и поэтому так хорошо запомнившееся мне зверство немцев.
Наступление
6 декабря 1941 года, когда до конца войны оставалось три года и пять месяцев, полки дивизии перешли в наступление. Отмечу одну деталь. Если осенью 1941 года расстояние от Брянска до Тулы, отступая, мы прошли за один месяц - с 6 октября до 7 ноября, то наступая, к городу Болхов Брянской области (начальный пункт нашего отступления) вышли только в конце июля 1943 года, преодолев то же самое расстояние за 1 год и 7 месяцев непрерывных боев. Немцы двигались по нашей территории в 19 раз быстрее нас. И потери немецкой армии были примерно во столько же раз меньше наших.
Теперь, когда празднуют Победу в Великой Отечественной войне, мне становится не по себе. Я думаю, что отмечать праздник Победы, кричать о Великой Победе могут только отъявленные эгоисты или даже ненормальные люди. Разве можно праздновать Победу, когда наши потери были в несколько раз больше потерь противника. Это только потери убитыми, а сколько искалеченных! Сколько горя и страданий перенесли оставшиеся живыми мужчины женщины и дети. На фронте и в тылу. Сколько материальных ценностей, созданных поколениями, мы потеряли. Все это даже близко нельзя сопоставить с потерями и страданиями народа Германии. Я говорю это со знанием предмета. Я дважды прошел по своей территории - с запада на восток и с востока на запад, а потом и по территории Германии до самой Эльбы. Я все это видел своими глазами.
Дивизия наступала в южном направлении. Стояли сильные морозы. Температура опускалась до минус 45. Можно себе представить положение солдат, одетых в летнее обмундирование. Наша пропаганда в ту зиму очень много места на страницах газет и в листовках уделяла положению дел с зимней одеждой в немецкой армии. Да, это была правда. Мы видели убитых немецких солдат в соломенных ботах, одетых на
